— Все, — он обрадовался. — Нужно говорить «вще». Ребенок отвечал так. Лучшая форма общения. «Щто?» «Вще». Мы не владели языками.
Он мялся и мямлил: большая долина маячила внизу, городок без названия, ландшафты, тени.
— Лечись электричеством, — вспомнил он. — Я приехал сюда через неделю после их отъезда, ей было нужно на работу. Американская срочность. Я сюда всегда приезжаю. Щто ты спросила? — Ветки трещали от славянских пожаров.
ФРАГМЕНТ 56
Удивительно мягкие эти холмы Северной Калифорнии, никогда не позволяют себе точной линии, туманятся, вечность климата обещает вечность жизни. Лиза обернулась, пропела три такта своей песенки. Заметила, что мальчик всматривается в горизонт, что он не бредит без дела в сердце.
— Потом я сюда приехал посмотреть, что стало здесь без них. Я не посмел подняться выше этой точки. Не хотел. Я катался, проезжал, я могу залезть на джипе на Этну… Она еще извергается? Я не поднялся выше этой точки. Я всегда приезжаю именно сюда. Сентиментальность.
— Ты хороший парень, — сказала Толстая.
Грабор повернулся к ней, усмехаясь собственному вранью.
— Я приезжал сюда потому, что здесь всегда одинаковая погода. Не понимаешь? Я привозил сюда своих пожилых родителей. Приятеля из Москвы. Они тоже смотрели на это чертово постоянство. Мне стыдно перед ними, я не смог им объяснить. Я начинал письма словами «Дорогие мои, вот так…». Потом мял и выбрасывал. Я вглядывался во всю эту херню: в горы, в облака, в воспоминания, в добрых шакалов…
— Ты маньяк, что ли?
— Щто?
— Вще. — Лиза посмотрела на свои ногти. — Ты хочешь научить меня голосу своей девочки? Как зовут? Тоже беззубая?
— Красивая, как ее мать. Она теперь менеджер нефтяной компании, у нее грудь больше твоей. Присылает мне деньги, умница. Где твои деньги?
Толстая поглядела на овальность холмов, вздохнула.
— Давай играть в клоунов. Ты — Тип, я — Топ.
— Она обо всем знала. Щто тут играть? Модный фотограф, с харизмой… Они ведь раздеваются сами. Не нужно ничего делать, не нужно открывать рта, — они сами лезут в брюки. Так в любой стране. Два материка, два оттраханных материка. Чеченки… армянки… француженка была… местные… чешки… британки… — кто угодно. Итальянские барышни трогательные, белобрысые почему-то, две, извини, но две. Черных боялся, надо подумать… Нет, не очень боялся, средне… Немка из Уругвая. Единственная влиятельная баба в моей жизни. Вот такая фигня, маляты.
— Мне нравится мартини, — сказала Лиза недоверчиво.
— Это тоже про любовь?
ФРАГМЕНТ 57
Селение в долине зажигало огни, неохотно, экономно.
— Мы сидели здесь, пока не начинало темнеть: парк закрывается рано, дорога сложная. Темноты я ни разу не дождался. Ребенок зудел. Такой обзор, а она зудит. Говорит — вставь зубы. Вот настанет новый век — вставь зуб. Настал новый век. Где деньги? Откуда у нее такие здоровенные титьки? Девочка из интеллигентной семьи.
Грабор хлопнул себя по щеке и почувствовал ее небритость.
— Я знаю, почему сюда приезжал, — его задело новое объяснение пережитого. — Я модничал. Позировал. Кокетничал перед постоянством. Показывал прически. Облысение. Демонстративную небритость. Я сражался с вечностью. Я был здесь всегда трезвым, даже на Рождество. Я менял наряды, девиц, чтобы показать их своей любимой местности. В первый раз я приехал сюда по-простому, в футболке. У меня была кожаная куртка в багажнике. Я мог бы переодеться. Я даже сейчас хочу переодеться. Слушай, постирай мне шмутки! Я пропах фабричной заставой. Нужно вернуться за цилиндром. Купи мне новый галстук. Встань рядом, смотри на закат. Видишь, какие мы красивые! Какие отбрасываем тени!
Ему хотелось грубить. Он не скрывал своего превосходства и простоты, он и сам начинал уставать от этого.
— Сидел на завалинке, смотрел по сторонам. Кокетство, проверка. Дерево то же, пейзаж тот же, койот…
— Ты бы предупредил… Купили бы выпить…
— Я всегда забываю о главном. Глуп, беден…
Грабор обнял Лизоньку, лег с ней вместе на траву. В небе стояли мелкие недвижимые облака.
— Такой климат. Зимой и летом одним цветом. Подари мне лучше табун лошадей.
— А чего ты так расстраиваешься? Бери. Умеешь?
Селение в долине выглядело подковообразно.
Оно расплывалось подвижным пятном огней у подножия Дьявольской горы и еще не было поглощено туманом. В дымке можно было различить светофоры, вывески «Карвел»-мороженого и «Wendys», агентство по торговле недвижимостью, маленький продовольственный магазин, большую бензозаправку, мелькающую фарами подъезжающих автомобилей, пожарную охрану с факелом у входа, плакат «Танцуй, балерина», два дома викторианского стиля на отшибе, горящие рождественскими лампочками. Евангелистский храм на холме исчезал в сумраке шпилем и становился высоким жилым зданием белого цвета. Был заметен еще какой-то приземистый предмет архитектуры с двумя флагами на крыше. Флагов видно не было, но можно было догадаться, что это они.