Вспоминая эти подробности обольщения, Амели улыбнулась. Теперь-то муженек полностью был у нее в руках, вернее, на самом коротком из поводков. Но и Ангус, как говорится, за ценой не постоял: несмотря на свои шестьдесят, он, пылкий, как юноша, исполнял неукоснительно каждой ночью свой мужской долг. Притом он обладал своеобразным грубоватым шармом в противовес изнеженному, расслабленному Майклу, и Амели как раз это и нравилось, ибо она не хотела вспоминать ничего о первом супруге. Страница была перевернута, хотя, пожалуй, чересчур быстро, и, следовательно, немудрено, что детям не так-то легко было привыкнуть к отчиму. Но рано или поздно они, конечно, привыкнут и к нему, и к великолепному поместью, которое станет их новым родовым гнездом. Сознательно решив слегка ослабить поводки на шеях детей, она надеялась, что деревенские забавы, а заодно и обязанности их слегка успокоят. К тому же неужели Ангус не поможет завершить учебу ее мальчишкам? Если он хоть немного привяжется к ее детям, а особенно к Кейт, то будущее всех четверых будет обеспечено. Пока Ангус считал своим сыном только Скотта, но, возможно, позже он приобщит и пасынков к делам поместья, а потом и к наследству… Как истинный шотландец, он потребовал, чтобы был заключен брачный контракт, который, подобно всем контрактам, легко можно было изменить. Амели не только знала, чего она хотела, но также и понимала, как этого достичь.
Она снова приблизилась к окну. Теперь парк был абсолютно пустынным. Скотт и Кейт исчезли. Этим двоим нечего было делать вместе. Явная антипатия, которую проявлял по отношению к ней Скотт, нисколько Амели не смущала. Напротив, она была ей даже на руку. И она очень на это рассчитывала, чтобы пожаловаться Ангусу, что, дескать, его сын ее не признает, так же как и его сестра, тем более что, можно сказать, так оно и было на самом деле. Ибо Мойра встретила ее со сдержанностью, которая граничила с откровенной холодностью. Но, однако, отныне весь этот маленький мирок, хочешь не хочешь, будет вынужден признать в ней законную хозяйку поместья.
Повернувшись спиной к окну, Амели оглядела комнату: стены, обшитые темным деревом, расписанный фресками потолок с арабскими мотивами, тяжелые пыльные шторы. Нет, ее комната должна выглядеть по-иному, несомненно, и, главное, ее стоит непременно освежить тем, что принято называть «изящным французским вкусом». Ангусу обязательно должно понравиться. Амели начнет с нее, с этой комнаты, а уж затем возьмется за остальную часть поместья, придав ему свое видение удобного и комфортного жилья. Мальчишек поселили там же, на том же этаже, только в западном крыле, и пока они были в восторге от своей относительной свободы. Их не интересовали ни мебель, ни цвет стен, они с ликованием продолжали сеять хаос, фоном к которому служила их безобразная музыка. Кейт, напротив, смущали огромные размеры ее спальни, обтянутой серым, местами пожелтевшим от времени бархатом. Даже у Ангуса появилась на лице гримаса, когда он открыл туда дверь. А Мойра, тоже не пришедшая в восторг от комнаты, объяснила, что так малышка будет хотя бы немного ближе к матери. В особняке, имевшем множество комнат, повсюду были коридоры и коридорчики, замысловатые переходы, лесенки, тупички, так что разобраться во всем этом лабиринте новеньким сначала было нелегко. Но на следующий же день после приезда Амели, несколько раз обойдя особняк, решила, что обязательно составит себе четкое представление о том, кто и где здесь живет. Мойра, кузен Дэвид и Скотт обитали на третьем этаже, а это означало, что Ангус много лет провел в одиночестве на втором этаже. Этот уж точно был не из пугливых!
Амели села в изножье кровати и начала размышлять. Когда ее дети привыкнут к новому жилью, действительно ли им будет здесь нравиться? Что и говорить, место само по себе было великолепным, и теперь они могли считать его своим домом. Кроме того, они привыкнут называть Ангуса отцом, а это непременно будет способствовать сближению. Она не собиралась их ни к чему принуждать, они сами должны были открыть для себя всю прелесть жизни в таком необозримо огромном поместье, где они могли носиться сколько угодно по необъятным землям, заниматься любыми видами спорта по их желанию, не имея ни малейшей нужды в деньгах. Что касается ее самой, то она могла только радоваться своему выбору, этой неожиданно выпавшей ей удаче. Она ощущала в себе готовность всей душой полюбить Джиллеспи и целиком внедриться в его жизнь, почувствовать себя его хозяйкой. О Париже она и не думала тосковать, слишком уж мало у нее было там своего, личного, принадлежавшего только ей. В Париже у нее не было будущего: ни у нее, ни у детей. Здесь же она станет непременно возлюбленной супругой, мудрой матерью, кем-то очень важным и значительным.