— Элси?
— Да. Как у вас дела?
Покалывающее ощущение торжества во всем теле. Она не знает! Элси не имеет ни малейшего понятия о том, что происходит с ее собственным сыном.
— Спасибо, хорошо. А у некоторых из нас даже еще лучше!
Тишина.
— Что ты имеешь в виду?
— Бьёрн прямо гремит.
Элси по-прежнему не понимала.
— Гремит? Чем он гремит?
— Его оркестр. Его поп-группа. Держаться на первом месте в этой, как ее, в «Десятке хитов», четыре недели подряд. И поедут в Англию. Ты не в Англии сейчас?
— Ну да.
— Он туда едет. Прямо в субботу они едут в Лондон. Их по телевизору покажут…
— Но…
Элси осеклась, совершенно очевидно не зная, что сказать. Инес улыбалась в черный бакелит трубки.
— О нем все газеты пишут.
Никакого ответа. Инес нагнулась над трубкой, прижав губы к самому микрофону:
— Алло! Ты здесь?
В трубке зашуршало, наверное, телефонистка подключилась и слушает, наверное, все время подслушивала. Люди стали до того любопытные, просто сил никаких! Тон Инес стал резче:
— Элси! Ты слышишь меня?
Легкое покашливание.
— Я тут. Просто я так удивилась. Он тут? Можно мне с ним поговорить?
— Конечно.
Инес прикрыла ладонью трубку и крикнула наверх:
— Бьёрн! Подойди к телефону! Это Элси!
Элси. А не «мама». Получай! Инес, на секунду закрыв глаза, прислушивалась к шагам Бьёрна наверху и продолжала:
— Он сейчас подойдет. А ты-то как? Скоро приедешь?
— Не знаю, — сказала Элси. — Посмотрим.
Инес скривилась. Кто бы сомневался!
Бьёрн, скользя в одних носках, сбежал по ступенькам, протянул руку к трубке, едва влетев к холл, и, улыбаясь, выкрикнул:
— Ты уже слышала?
Повернувшись спиной к Инес, он зажал трубку между плечом и ухом. Инес осторожно положила всю стопку наглаженного белья на нижнюю ступеньку лестницы и вышла в кухню. Ей хотелось быть рядом. На самом деле у нее есть полное право находиться рядом, притом что ей бы и в голову не пришло подслушивать. Никогда в жизни. Подслушивать — это гнусность, а гнусностей следует избегать, если не из моральных соображений, то из чувства самосохранения. Человек, опускающийся до гнусностей, сам гнусен по определению, и от одной мысли об этимологии этого слова Инес передергивает. Гнусный. Гнус. Бррр.
Бьёрн рассмеялся в холле, и она направилась к мойке, ища, чем бы громыхнуть, чтобы не слышать, немытый стакан, например, которым можно стукнуть о раковину, полоща его в горячей воде, но, естественно, не нашла. Кухня была в том же полнейшем порядке, в котором Инес ее оставила меньше часа назад. Вытертая досуха раковина сверкала, разделочный столик блестел, на черных горелках плиты не было ни пятнышка, как и на окружающей их белой эмали. Но вытерла ли она обеденный стол как следует? Она схватила посудную тряпку, повешенную для просушки на кран, и стала медленно выводить ею знак бесконечности на сером пластике. Знак бесконечности лежит в основе всякой уборки, это она объясняла своим ученицам в начале каждого учебного года. Будь то кухонная или половая тряпка, швабра или пылесос, — что бы и чем бы ты ни убирала, следует выписывать все ту же лежащую восьмерку — нет лучшего способа убедиться, что ты прошелся всюду и что теперь на самом деле стало чисто…
Бьёрн рассмеялся снова. Надо же, как им с Элси весело. И все еще разговаривают. Нет, не то чтобы это плохо, но ведь и в самом деле странно, как у Элси хватает денег на такие длинные звонки из-за границы. Не говоря уже обо всех подарках и одежде и духах и темно-красной помаде, всем, чем она имеет обыкновение разбрасываться, когда в один прекрасный день соблаговоляет появиться…
Инес выпустила тряпку из рук, села на стул и закрыла глаза. Что с ней творится? Обещала ведь себе быть мягкой и всем приятной, почему же она не может выполнить своего обещания? Надо, обязательно надо быть веселой и доброжелательной, даже внутренне, надо избегать недобрых мыслей, нельзя поддаваться злобе и ярости или потакать зуду раздражения. Надо быть бдительней, держать себя под тщательным контролем, следить за каждым словом и интонацией, каждым жестом и каждой мыслью, иначе потеряешь Бьёрна. А Инес не хотела его терять. Такой утраты ей не вынести.
Утрата Элси была длительным процессом. Долгим и порой мучительным. Инес только не знала, когда именно он начался, иногда казалось, что это произошло в тот день, когда они появились на белый свет, сперва Инес, а сразу после — Элси. Эрнст всегда утверждал, что Элси держала Инес за пятку, когда они родились, и всякий раз это утверждение заставляло Лидию поднимать брови. Глупости. Не было ничего подобного. И вообще откуда Эрнсту знать, что происходило во время рождения Инес и Элси, его же там не было и близко. Его отправили в санаторий в Урупе, когда Лидия была только на четвертом месяце, и он оставался там так долго, что и Инес и Элси успели научиться стоять и ходить, прежде чем впервые увидели отца. Врачи не испытывали особого восторга от идеи отправить пациента со вторичным туберкулезом домой — сколь бы там ни было просторно, — где живут двое маленьких детей. Разумеется, Инес и Элси оказались в числе первых в Швеции детей, вакцинированных БЦЖ, об этом-то Лидия позаботилась, но лучше бы поберечься на всякий случай.