С доводами Олега Викторовича согласились все, даже Сэм, сообщив, что предложение это сделал, скорее, на горячую голову.
Поднимались предложения об обмене воды, но они не выходили за рамки обсуждений. За прошедшие годы все приспособились к добыче воды из ледников, хотя работа была тяжёлой и опасной. Целыми днями приходилось на холоде колоть лёд и перевозить его в отстойники для оттаивания.
Конечно, восточникам повезло с их «Родничком», который давал им не только очищенную, но и древнейшую воду Земли. В теории, продать такую воду соседним станциям было возможно. Однако это может лишить работы сотни людей, а человек без достаточного количества ватт, тепла и горячей еды становится проблемой для руководства станции. Особенно если он решит добыть необходимое, забрав чью-то жизнь. Старосты понимали это и покупали воду у восточников только в случае крайней нужды, которая, похоже, не возникнет в этом году.
Полшестого Олег Викторович сообщил об окончании собрания и тут же объявил о повторной встрече через несколько дней, пообещав подумать над всеми предложениями как следует.
— Жаль только, думать здесь не о чем, — с огорчением объяснил староста, когда остался с Матвеем наедине. — Это я так, людей успокоить, чтоб надежда у них была. На самом деле, попали мы по самое не хочу, — он сел на свободный стул и задумчиво почесал голову. — Неужели и впрямь к макмердовцам придётся идти и просить в долг?
— Ты же этого не хотел.
— И не хочу, — ответил он сразу же, — да только вот иного пути не вижу, как эту зиму пережить. Вот же, черти его побрали, пожар этот! Ладно… подумаем ещё. Есть у нас время.
Вечером Матвей, как и обещал, отправился к Арине. Её жилой блок стоял в северной части станции, соединяясь со старым зимовочным комплексом и остальными жилыми блоками общим коридором. Новичок, внезапно оказавшийся в этой веренице коридоров, мог бы с лёгкостью там заплутать.
Поскольку Матвей жил в противоположной, южной части «Востока», ему понадобилось пройти около трёхсот метров по улице. В летний период времени холод снаружи был терпим, если одеваться как надо. Зимой же, когда температура опускалась до минус шестидесяти и ниже, модуль разрешалось покидать только в случае крайней необходимости и отсутствия бури. Правда, если и решишься на такое, пеняй на себя…
Проходя мимо медблока южного комплекса, Матвей вспомнил случай, как три года назад, во время очередной зимовки, однажды утром они не досчитались одного юноши. Звали его Толей и было ему всего тринадцать лет. Он везде лез на рожон, любил себя показать, одним словом, суетной. Всю станцию на уши поставил своими поисками. Связались с остальными комплексами: северным, восточным, западным — нет у них Толи (на зиму все они обыкновенно делились на четыре группы и поддерживали связь только по рации, дабы лишний раз не выходить наружу).
На следующий день двое ребят, одногодки Толи, со слезами на глазах признались, что поспорили с ним на тысячу ватт. Парнишка заявлял, что дойдёт до западных блоков в разразившуюся в ту ночь пургу. Здесь-то всё и стало понятно. Поиски немедленно прекратили.
Толю нашли только через четыре месяца, когда наступило лето. Его окоченевший труп лежал у медблока южного комплекса. Парень, собственно, не то чтобы до западных блоков не дошёл, он и территорию родного не покинул.
Казалось бы, горе, да вот только дурака хоть и было жалко, да не сильно. Тысячу раз ему говорили… Зато смерть Толи преподала наглядный урок остальной молодёжи, а Олег Викторович с тех пор ввёл строгое правило: покидать станцию только с разрешения старшего по комплексу, назначенного на зимовку.
Погрузившись в мысли, Матвей и не заметил, как оказался возле главного входа в северную сеть модулей, стоящих на прочных гидравлических опорах, которые поднимали или опускали в зависимости от количества выпавшего снега. Он поднялся по лестнице, открыл тяжёлую, воздухонепроницаемую дверь, оказался в прохладном тамбуре с внутренней дверью. Открыв ее и заперев как следует, он оказался в «кишке».