Вадим Георгиевич задумчиво потёр свою седую бороду. На это обратила внимание Надя и, подойдя к нему, запротестовала:
— Начальник, только не говорите, что вы серьёзно обдумываете это.
— Не мешай, — шикнул он на неё.
Здесь впервые ожил Домкрат. Он слегка ударил по столу, привлекая внимание Нади, и стал жестикулировать руками. Выражение его лица при этом постоянно менялось: вот он вопросительно сдвинул брови, вот их поднял, широко раскрыв глаза.
Девушка ответила ему жестами, при этом бормоча про себя:
— Он пытается договориться с ними, заплатить едой, а не ваттами.
«Увидев» ответ напарницы, Домкрат резко вскочил с места и коснулся плеча Вадима Георгиевича. Затем помотал головой, тем самым присоединившись к протесту Нади.
— Не вам решать, понятно? Не вам! — грозно зашипел на подчинённых Вадим Георгиевич, осадив их властным взглядом.
— У нас нет скатерти-самобранки! Мы и сами… — начала Надя.
— Это моя дочь, ясно тебе⁈ И твоя подруга, между прочим!
Надя поджала губы и сердито выдохнула, раздув ноздри, после снова села на стол, отвернувшись к стене.
— Разделим плату, тридцать процентов еды, остальное — ватты, — предложил Вадим Георгиевич.
— Нет, — твёрдо ответил Матвей, не потратив даже секунды на размышления. — Только еда, никаких ватт.
— Да ты с ума сошёл! — возразил Вадим Георгиевич, незаметно перейдя на «ты». — Сколько вас здесь, не больше сотни?
— Сто тридцать четыре.
— Это одна десятая от всех запасов нашей станции на эту зиму. Я не могу пойти на такое!
— В таком случае и я не могу решиться на глупую и опасную авантюру, на которую вы хотите меня подписать, — небрежно выдал Матвей. — И, как по мне, это даже к лучшему.
— Хорошо, хорошо, — прогрессист аж покраснел от злости. — Чёрт с тобой. Пятьдесят на пятьдесят.
— Сто процентов еды, — настаивал Матвей.
Краем глаза он заметил, как сидевшая позади Надя так и норовила выскочить вперёд и вступить в диалог.
— Чтоб тебя… настырный восточник… — сквозь зубы процедил Вадим Георгиевич и вернулся к своим спутникам. Воспользовавшись ситуацией, Домкрат слегка задел плечо своего босса и стал объяснять ему что-то на языке жестов, не меняя при этом злобного выражения лица.
Тем временем к Матвею подошла Арина и шепнула ему на ухо:
— Ты серьёзно хочешь отправиться на захваченные земли? После случившегося?
— Нет, — спокойно ответил он. — Он всё равно не согласится. А прежде чем они уедут, хочу их немного потрепать.
— Зачем?
На этот вопрос Матвей не мог ответить словами. Прямо сейчас им двигало чувство какого-то, внезапно пробудившегося ребяческого азарта. Да и возможность помучить напыщенного прогрессиста доставляла небольшую толику удовольствия.
— Восемьдесят процентов, — прозвенел голос Вадима Георгиевича в ушах Матвея. — Это моё последнее слово.
Надя от злости пнула старую металлическую корзину для мусора.
Признаться, Матвей не ожидал, что ставки поднимутся настолько высоко. Услышанное предложение привело его в замешательство. По всем признакам, дочь для этого прогрессиста была действительно важна, раз он готов настолько существенно урезать паёк своим соплеменникам.
Ответ на предложение после недолгого раздумья стал совершенно очевиден:
— Я согласен.
Олег Викторович от такого заявления опешил, а Йован с Ариной обменялись удивлёнными взглядами.
— Мы выйдем на минуту. Сидите и не дёргайтесь, — велел прогрессистам староста. Он взял Матвея под локоть и кивнул остальным, веля идти за ним.
Выйдя из кабинета, они отошли от двери подальше вглубь коридора, и староста, не стесняясь в выражениях, вспылил:
— Ты совсем дурак? Совсем уже не соображаешь?
— Я не вижу иного выхода, как нам пережить эту зиму, Олег Викторович, — выдохнул Матвей.
— Ну, уж точно не идти на сделку с треклятым прогрессистом! Ещё и, мать его, с Зотовым! — голос старосты сделался мрачным и злобным. — Тебе что, напомнить, как его братец кинул тебя, меня, твоего отца и остальных? Думаешь, этот другой? Поверь мне, у него тоже рыльце в пушку!
— Да знаю я, знаю, Олег Викторович! — едва сдерживаясь от крика, ответил Матвей. — Но, дорогой мой, поймите, это хоть что-то… Хоть какое-то действие, а не очередное бессмысленное собрание, которое ни к чему не приведёт.
— Он прав, Олег Викторович, — вступилась за Матвея Арина, выйдя вперёд. — Все эти собрания — не что иное, как переливание из пустого в порожнее, попытка уклониться от неизбежного, — она смутилась, затем собралась с духом и обратилась ко всем, а не только к старосте, чтобы сказать следующее: — Не знаю, как вы, а я верю этому Вадиму Георгиевичу. Он выглядит крайне отчаянным.