Вскоре вдоль дороги потянулись административные постройки и бараки персонала, там мы повернули и выскочили к проходной, во дворе которой, будто растревоженные муравьи, суетились поставленные под ружье охранники.
Ермолова знали в лицо, и старший смены сразу провел нас на КПП.
– Машина на полсотни метров отъехала и остановились. Ваш гость чарофон забыл, – ввел он нас в курс дела. – Забрал, вышел – и сразу взрыв!
Мы встали у бронированного окна и без труда разглядели в несшейся по пустырю поземке яркие отблески алхимического пламени.
– Что с машиной? – спросил Ермолов не своим голосом.
Похоже, он только сейчас осознал, что это мы должны были сгореть с беднягой водителем. Что это нас собирались убить. Ну или, по крайней мере, меня.
Ух! Аж продрало всего…
– Автомобиль полностью уничтожен, – сообщил старший смены. – Дружинников вызвали, комендатуру уведомили. Все правильно?
– Все верно, – кивнул Ермолов и двинулся к входной двери.
– Куда?! – Я ухватил его за рукав полушубка и остановил. – А если это не фугас был? Если стреляли?
– Точно не фугас, – поддержал меня старший смены. – Мы обочины дорог проверяем.
Шурик шумно выдохнул, вытер вспотевшее лицо и достал из кармана фляжку. Скрутил колпачок, хлебнул и протянул мне.
– Хватит уже, – отказался я.
– Как скажешь, – хмыкнул Ермолов.
– Дружину уже вызвали, – многозначительно произнес я тогда.
– И что с того? – не понял Шурик, но сразу переменился в лице.
Воеводе отнорок от основного канала словно острый нож в сердце. За покушением, скорее всего, стоит именно он. Или его окружение. Иметь в личных врагах Воеводу – это прямой путь в крематорий.
– Вот дерьмо! – выругался Ермолов и позвонил в комендатуру, да так и завис на трубке, поскольку дежурным оказался кто-то из его многочисленных знакомых.
Когда на пустыре замигали проблесковые маячки, а следом еще одни, Ермолов поблагодарил собеседника, оставил телефон в покое и подошел к окну.
– Одна из машин точно группы быстрого реагирования комендатуры, – сказал он. – Они сообщили, что прибыли на место.
– Вторая дружинников? – хмыкнул я. – Стоим, ждем.
Но в этот момент место происшествия окружила непрозрачная колдовская пелена, и Шурик решительно направился на выход.
– Идем! – позвал он меня и коротко бросил двинувшемуся было за нами старшему смены: – Дальше мы сами!
И точно – караулившие до приезда силовиков место происшествия охранники уже возвращались на проходную.
На улице сразу налетел ветер, сыпанул снежной крупой, выдул из-под одежды все тепло. Я чуть ли не вприпрыжку бежал за набравшим неплохой темп Ермоловым, но, когда тот решительно шагнул прямо сквозь колдовскую пелену, замешкался.
Светящаяся стена вырастала из снега и охватывала место преступления со всех сторон: обойти ее никак не получалось. И это был отнюдь не простой свет – снежинки облетали полог стороной, а у меня от едва слышного гула ощутимо заломило зубы.
Я осторожно потянулся к выставленному гимназистами пологу, и ровное сияние подернулось рябью, а пятнавший снег черный алхимический реагент заискрил, будто подожженный бенгальский огонь.
Но деваться было некуда, я задержал дыхание и быстро шагнул на ту сторону в надежде, что колдуны сейчас слишком заняты «хантером», чтобы связать со мной перебои в работе защитного заклинания. Так оно и оказалось: свечение дрогнуло и померкло лишь на миг, никто на меня даже не обернулся.
Всеобщим вниманием завладел взорванный внедорожник, полностью сгоревший и весь какой-то оплавившийся. Крыша прогнулась, фары стекли расплавленным стеклом, местами на снегу продолжали трепетать языки ядовито-голубого алхимического огня. Нестерпимо несло горелой резиной и чем-то еще даже более отвратительным.
Чем-то? Да нет, вонь паленой человечины была мне прекрасно знакома…
Ермолов с ходу принялся раздавать приказы. Дружинников он отправил прочесывать территорию, группу быстрого реагирования оставил в оцеплении. А сам зашагал к колдунам, но вдруг замер на месте и пьяно хихикнул:
– О, Хмель! Совсем как живой…
Я двинул Ермолова локтем в бок, тот немедленно осекся, откашлялся и достал из кармана плоскую фляжку.
– На, хлебни, – протянул он ее пивовару.
Слава Хмелев дрожащими руками свернул колпачок, влил в себя настоянного на травах самогона и спросил:
– Угадай, в каком ухе у меня звенит?