- Парвазик, я клянусь, это... - подняла руки Николаева.
- Ледяной тапор... пиздец! - Он смеялся. Раскачивался:
- Блядь, Паш. Ледяной тапор! Не, нам нужен другой бизнес, братан. Хватит. Пашли на рынок, манда-рынами таргавать!
- Парвазик, Парвазик! - крестилась Николаева. Паша сцепил могучие руки замком. Два коротких больших пальца быстро-быстро заскользили друг по дружке. Он забормотал бабьим фальцетом:
- Что ж ты, говнососка, наглеешь так? Ты что, по-нормальному не хочешь работать? Надоела нормальная жизнь? По-плохому хочешь? По-жесткому? Чтоб по голове били?
- Клянусь, Парвазик, всем на свете клянусь! - Николаева перекрестилась. Опустилась на колени: - Матерью клянусь! Отцом покойным клянусь! Парвазик! Я верующая! Богородицей клянусь!
- Верующая! А крест твой где? - спросил Паша.
- Так эти суки и крест с меня содрали!
- И крэст? Такие плахие? - покачал головой Пар-ваз.
- Они меня чуть не угробили! Я до сих пор трясусь вся! Не веришь поехали на Воробьевы горы, я найду это место, вот тебе крест!
- Какой крэст? Какой, блядь, крэст? На тебе пробы негде ставить! Крэст!
- Не веришь - Наташку позови! Она все видела! Как я голая да измудоханная приползла!
- Наташ! - крикнул Паша. Тут же появилась Наташа.
- Когда она пришла?
- Где-то час назад.
- Голая?
- Голая.
- Одна?
- С каким-то козлом.
- Паш, это водила, он подвез меня, когда я...
- Молчи, пизда. И что это за козел?
- Да какой-то с серьгой, бородатый... Она ему бабки должна была. И в ванной отсосала.
- Да это за то, что подвез! За дорогу! Я ж без ничего выбежала!
- Молчи, плесень подзалупная. О чем они пиздели?
- Да не о чем. Отсосала по-быстрому, сказала, если хочешь - заходи еще.
- Ах ты, срань! - Николаева гневно смотрела на Наташу.
- Парвазик, она сказала, что мне больше белья не даст. - Наташа не обращала внимания на Николаеву. Парваз и Паша переглянулись.
- Парвазик... - Николаева качала головой. - Парвазик... она врет, сука, я... да она все время в моих платьях ходила! Я ей все делала!!
- Кто в доме? - спросил Наташу Парваз.
- Ленка и Сула. Спят.
- Давай их сюда. Наташа вышла.
- Парвазик...
Николаева стояла на коленях. Лицо ее исказилось. Брызнули слезы:
- Парвазик.-.. я... я... всю правду сказала... я вот столечко не соврала, клянусь... клянусь... клянусь...
Она трясла головой. Полотенце размоталось. Край его закрыл ее лицо.
Парваз встал. Подошел к мойке. Наклонился к мусорному ведру.
- Я тебе тагда паверил. Я тебя тагда прастил. Я тебе таща памог.
- Парвазик... Парвазик...
- Я тебе тагда вернул паспорт.
- Клянусь... клянусь...
- Я тагда падумал: Аля женщина. Но теперь я па-нимаю: Аля не женщина.
- Парвазик...
- Аля - крыса памойная.
Из мусорного ведра он вынул пустую бутылку из-под шампанского. Брезгливо взял двумя пальцами:
- "Полусладкое".
Рывком сдвинул стол в сторону. Поставил бутылку на пол посередине кухни.
В кухню вошла Сула: 23 года, маленькая, каштановые волосы, смуглое, непривлекательное лицо, большая грудь, стройная фигура, цветастый халат.
И сразу за ней - Лена: 16 лет, высокая, хорошо сложенная, красивое лицо, светлые длинные волосы, розовая пижама.
Обе встали у двери. За ними показалась Наташа.
- Девочки, у меня плахая новость, - заговорил Парваз. - Очень плахая.
Сунул руки в узкие карманы. Привстал на носках. Качнулся:
- Сегодня ночью Аля савершила плахой паступок. Павела себя как крыса памойная. Нарубила себе па-подлому. Наплевала на всех. И наорала на всех.
Он замолчал. Николаева стояла на коленях. Всхлипывала.
- Раздевайся, - приказал Парваз.
Николаева развязала пояс халата. Повела плечами. Халат соскользнул с ее голого тела. Парваз сдернул с ее головы полотенце:
- Садись.
Она встала. Перестала всхлипывать. Подошла к бутылке. Примерилась. Стала садиться влагалищем на бутылку
- Нэ пиздой! Жопой садысь! Пиздой ты на меня работать будэшь!
Все молча смотрели. Николаева села на бутылку анусом. Балансировала.
- Сидеть! - прикрикнул Парваз. Она села свободней. Вскрикнула. Оперлась руками о пол.
- Бэз рук, пизда! Бэз рук! - Парваз ударил ногой по ее руке. И резко нажал на плечи:
- Си-дэ-ть! Николаева закричала.
Мохо
19.22. Тверская улица, дом 6.
Темно-синий "пежо-607" въехал во двор. Остановился.
Боренбойм сидел с газетой на заднем сиденье: 44 года, среднего роста, полноватый, лысоваты и, блондин, умное лицо, голубые глаза, узкие очки в золотой оправе, темно-зеленая тройка.
Дочитал. Кинул на переднее сиденье. Взял узкий черный портфель.
- Завтра полдесятого.
- Хорошо, - кивнул шофер: 52 года, продолговатая голова, пепельные волосы, большой нос, большие губы, коричневая куртка, голубая водолазка.
Боренбойм вышел. Направился к подъезду № 2. В кармане у него зазвонил мобильный. Он вынул его. Остановился. Приложил к уху:
- Да. Ну? Так уже ж договорились. В девять, там. Не, давай наверху, там кухня лучше, и потише. Чего? А чего он мне в контору не позвонил? А? Леш, ну что за разговоры... испорченный телефон какой-то! Как я могу заочно давать советы? Пусть приедет нормально. Вообще по облигациям сейчас - порядок полный, они пухнут уже второй месяц, там предмета для разговора нет. А? Давай. Все... Да, Леш, ты про Володьку слышал? Там ночью экскаватор подогнали и два банкомата ковшом вырыли. Да! Мне Савва рассказал. Ты расспроси, он знает подробности. Вот такие сибирские помидоры. Ну, все.
Боренбойм вошел в подъезд.
Кивнул вахтерше: 66 лет, худощавая, парик, очки, серо-розовая кофта, коричневая юбка, валенки.
Он сел в лифт. Поднялся на третий этаж. Вышел. Достал ключи. Стал отпирать дверь.
Вдруг ему в спину что-то уперлось. Он стал оборачиваться. Но кто-то сильно схватил его за левое плечо:
- Не оглядываться. Смотреть вперед.
Боренбойм посмотрел на свою дверь. Она была стальной. Окрашенной серым.
- Открывай, - приказал низкий мужской голос. Боренбойм дважды повернул ключ.
- Входи. Дернешься - кладу на месте. Боренбойм не двигался. В щеку ему уперся торец пистолетного глушителя. Он пах ружейным маслом.
- Не понял? До одного считаю.
Боренбойм толкнул дверь рукой. Вошел в темную прихожую.
Рука в коричневой перчатке вынула ключ из двери. Мужчина вошел вслед за Боренбоймом. И сразу закрыл за собой дверь.