Трое экспертов-техников снимали на видео и фотографировали местность, изготавливали муляжи следов из эластомера и брали пробы снега там, где пошел незнакомец. Наконец лошадиная голова была осторожно очищена от снега, с нее и вокруг жуткой находки тоже взяли множество проб, а также, стараясь ничего не упустить, сделали снимки всего пространства по периметру. Вооружившись блокнотом, Циглер скрупулезно заносила туда все этапы процедуры и комментарии техников.
Тем временем Сервас, куря сигарету за сигаретой, расхаживал метрах в десяти от места находки, по берегу ручья в зарослях ежевики. Наконец он подошел и, не переходя за заградительную ленту, стал молча наблюдать за работой техников. Один жандарм предложил ему кофе из термоса.
Возле каждой отметины или следа на снег ставили всадника из желтого пластика с черным номером. Склонившись над следом, техник фотографировал его, то увеличивая, то уменьшая фокусное расстояние. Рядом лежала черная пластмассовая линейка. Подошел еще один техник с чемоданчиком, в котором находился комплект для снятия слепков. Фотограф стал ему помогать, потому что действовать надо было быстро: кое-где снег уже совсем растаял. Пока они возились со слепками, третий техник очищал от снега лошадиную голову. Она лежала возле северной стены, и техник был полностью поглощен работой, которая напомнила Сервасу действия археолога, бережно извлекающего из земли драгоценный артефакт. Наконец голова показалась целиком. Сервас не разбирался в лошадях, но и он сказал бы, что, даже по самым придирчивым меркам специалистов, Свободный был великолепным животным. Глаза его оказались закрыты, словно он заснул.
— Такое впечатление, что его усыпили, прежде чем убить и обезглавить, — заметил Маршан. — Если это так, то он, по крайней мере, не мучился. Вот вам объяснение, почему никто ничего не слышал.
Сервас обменялся взглядом с Циглер. Токсикологическое исследование подтвердило догадку Маршана, но это был всего лишь первый ответ на многочисленные вопросы. По ту сторону заградительной ленты техники забирали пинцетами последние пробы и упаковывали их в пробирки. Сервас знал, что всего около семи процентов расследований успешно завершались благодаря уликам, найденным на месте преступления, однако не переставал восхищаться терпением и тщательностью, с какой работали техники.
Когда они закончили, он первым зашел за ограждение и наклонился над следами.
— Сорок пятый или сорок шестой размер. Девяносто девять процентов, что здесь был мужчина.
— По мнению техников, это дорожные ботинки, — сказала Циглер. — Тип, который их носит, сильней обычного опирается на каблуки и на внешнюю сторону подошвы. Но это незаметно никому, кроме ортопеда. Еще есть характерные дефекты здесь, здесь и здесь.
От отпечатков пальцев следы обуви отличаются не только протектором подошвы и размером, но и целой серией мелких дефектов, появившихся в ходе износа. Это потертости, кусочки гравия, застрявшие в протекторе, разрезы, дырочки и отрывы в результате контакта с ветками, гвоздями, кусочками стекла, металла или острыми камешками… Кроме того, в отличие от отпечатков пальцев следы обуви имеют срок годности. Идентифицировать их можно только в том случае, если быстро сравнить с оригиналом, пока пройденные километры не добавят новых дефектов и не уничтожат старые.
— Вы предупредили месье Ломбара? — спросил Сервас у Маршана.
— Да, хозяин очень подавлен. Он прервал пребывание в Штатах, хочет вернуться как можно скорее и сядет в самолет сегодня вечером.
— Следовательно, конюшней распоряжаетесь вы?
— Конным центром.
— Сколько человек здесь работает?
— Наш центр не так уж велик. Зимой нас четверо. Все работники более или менее многофункциональны. Ну, скажем так, есть я, еще конюх и Эрмина, которая выполняет обязанности грума при Свободном и двух других лошадях — она, кстати, переживает больше всех, — и тренер по верховой езде. Летом мы нанимаем дополнительный персонал: тренеров и проводников для походов, сезонных рабочих.
— Сколько людей ночует здесь?
— Двое: конюх и я.
— Сегодня все сотрудники на месте?
Маршан обвел следователей глазами и ответил:
— Тренер в отпуске до конца недели. Осень — мертвый сезон. Не знаю, пришла ли сегодня Эрмина. Она очень расстроена. Пойдемте.
Они перешли двор и направились к самому высокому зданию. У входа Сервасу ударил в ноздри запах лошадиного навоза. Его лицо сразу покрылось тонким слоем пота. Они прошли через помещение, где хранились седла, и оказались у входа в большой крытый манеж. Там всадница занималась с белым конем, который выполнял все приказы с бесконечным изяществом и грацией. Конь и всадница словно составляли единое целое. Белая шкура коня отливала голубизной, издали его грудь и морда казались фарфоровыми. На ум Сервасу пришел образ женщины-кентавра.