— Но ведь это же очевидно. Речь идет о наказании.
Он повернулся к ней спиной и стал смотреть, как оранжевое солнце опускается за черные горы. Тень Ксавье протянулась по полу.
— Прежде чем вы войдете в блок А, вам надо усвоить одну вещь, мадемуазель. Этих семерых уже ничем нельзя напугать. В том числе и полной изоляцией. Они пребывают в своем мире, туда никто и ничто не может проникнуть. Запомните раз и навсегда: вы никогда не встречали таких пациентов. Конечно же, здесь, как и повсюду, телесные наказания запрещены. — Он обернулся и посмотрел на нее. — Они боятся только одного… Электрошока.
— Вы хотите сказать, что применяете к ним электрошок?..
— Без наркоза.
8
На другой день, вырулив на шоссе, Сервас подумал об охранниках. По словам Кати д’Юмьер, они сегодня утром не вышли на работу. Через час директор станции снял телефонную трубку.
Их одного за другим вызывали по мобильнику. Никакого ответа. Тогда Моран предупредил жандармов, и те поехали к ним домой. Один жил в двадцати километрах от Сен-Мартена, другой — в сорока. Оба жили одни, поскольку им было запрещено находиться рядом с прежними подругами, которым они неоднократно угрожали смертью. Одна из них даже угодила в больницу. Для Серваса не было тайной, что полиция смотрит сквозь пальцы на соблюдение этого запрета. Причина тому проста: за всеми не уследишь, а у полицейских и без того куча преступников под надзором, даже нет возможности посадить тех, кто приговорен к тюремному заключению. Сто тысяч осужденных ходят на свободе, ожидая своей очереди искупить вину, либо выбирают другой путь: навострить лыжи, пока не поздно. Они прекрасно знают, что риск минимальный, вряд ли государство выделит средства и людей на их поимку, а потому надеются, что потом и преступление спишут за давностью.
Упомянув о пропаже охранников, прокурор сообщила, что Эрик Ломбар вернулся из Штатов и хотел бы немедленно побеседовать со следователями. Сервасу едва не изменило привычное хладнокровие. У него на руках дело об убийстве бездомного человека. Да, ему хочется докопаться, кто убил коня, и выяснить, не является ли смерть Свободного прелюдией к более серьезным событиям, но это еще не означает, что он поступил в распоряжение Эрика Ломбара.
— Не знаю, смогу ли я приехать, — сухо ответил он в трубку. — У меня очень много работы по делу бездомного.
— Было бы лучше, если бы вы появились, — настаивала д’Юмьер. — Ломбар, похоже, позвонил министру юстиции, та — председателю суда высшей инстанции, а тот уже связался со мной. Теперь я звоню вам. Настоящая цепная реакция. Думаю, что Канте скажет вам то же самое: я уверена, что Ломбар добрался и до министерства внутренних дел. В любом случае, вы уже задержали виновных по делу бомжа.
— Там пока весьма слабая доказательная база, — нехотя промямлил Сервас, которому вовсе не хотелось в данный момент вникать в детали. — Результаты экспертизы только еще ожидаются. А следов на месте было немало: отпечатки пальцев, подошв, кровь…
— Слушайте, может, хватит упрямиться? Сервас, бросьте изображать из себя перегруженного работой полицейского. Терпеть этого не могу! Сделайте одолжение, не заставляйте себя упрашивать. Когда вы сможете приехать? Эрик Ломбар будет вас ждать в замке Сен-Мартен с завтрашнего дня. Он пробудет здесь до конца недели. Найдите время, пожалуйста.
— Хорошо. Но по окончании переговоров я вернусь к себе, чтобы закончить дело бомжа.
На шоссе он остановился на станции обслуживания, чтобы заправиться. Облака рассеялись, ярко светило солнце. Сервас позвонил Циглер. В девять утра на конном заводе в Тарбе она должна была присутствовать при вскрытии коня. Серваса Ирен тоже убедила подъехать. Он согласился, но сказал, что предпочел бы подождать ее на улице.
— Как вам будет угодно, — отозвалась она, не скрывая удивления.
Как ей объяснить, что он боится лошадей? Что для него пройти сквозь конюшню, где толпятся эти животные, — непосильное испытание? Циглер назвала ближайшее бистро на авеню Режиман-де-Бигорр и обещала прийти, как только закончит. Когда он доехал до Тарба, солнце уже пригревало совсем по-весеннему. Городские дома тонули в зелени, кипевшей у ворот Национального парка Пиренеев, вдали, на фоне чистейшей синевы неба, виднелась горная цепь с нетронутой белизной вершин. Небо было такое прозрачное, что сверкающие пики казались воздушными шарами, поднявшимися в легкую лазурь. Сервас подумал, что вот так, наверное, выглядит психологический барьер. Разум натыкается на такие вершины, словно на стену, и воспринимает их как совершенно незнакомую территорию, terra incognita, настоящий «финистер», край земли, в буквальном смысле слова.[15]
15
Тарб находится в департаменте Финистер (Finistere), то есть «finis terrae», что в переводе означает «край земли».