Все чаще нам приходилось искать расщелины среди ледовых глыб или рыть ямы в снегу, чтобы похоронить замерзших. Какой же страшной и угнетающей была эта работа!
Все чаще в душе моей вместе с горем шевелилось осуждение: как они могли поддаться слабости? как позволили себе просто лечь и умереть? как посмели бросить друзей и родичей, отказаться от них?!
Я понимала, сколь неразумны эти мысли, но не могла избавиться от них, пока мы вновь не попали в зыбкий лед.
На сей раз подвижки не застали нас врасплох: разведчики были начеку, да и Тиндал в тот переход шел с нами и вовремя почуял неладное. Погода была ветреной, но ясной, в небесах подолгу полыхало яркое сияние, и мы хотя бы видели, куда идти. Однако волнение льдов захватило обширное пространство, и нам никак не удавалось выбраться из него. Под треск, рев, стоны льда мы то шаг за шагом пробирались по шевелящимся буграм, то, напрягая все силы, бежали по льдинам, перепрыгивали трещины, перетаскивали волокуши, каждый миг ожидая, что под нами разверзнется морская бездна.
Иногда скрежет и грохот стихал, шевеление льда прекращалось. Но, стоило понадеяться на отдых, как разведчики вновь поднимали тревогу. Рев и стоны ломающихся льдин настигали нас, опора под ногами вздрагивала — и нам приходилось хватать детей, снова впрягаться в сани и бросаться вперед. Мы никак не могли встать лагерем и за полный круг звезд передохнули едва ли пару часов.
К концу этого круга у меня не осталось ни сил, ни мыслей. Ноги мои были словно неподъемные колоды, плечи отваливались под тяжестью постромок волокуши. Арквенэн толкала сани сзади. Они то застревали, то проскакивали и подбивали меня под ноги. А у меня даже не получалось злиться. От очередного толчка я свалилась, попыталась подняться — и не смогла. Тело отказалось повиноваться мне.
Я не испугалась: лежать было так приятно! Незачем надрываться, куда-то идти… лучше уснуть и спать... спать в теплой снежной постели…
Сквозь оцепенение я почувствовала, как меня трясут, поднимают. Я вяло попыталась освободиться. И тут меня пребольно хлестнули по щеке, дернули за уши, и в придачу по шее за шиворотом растекся ледяной мокрый холод!
Я открыла глаза.
Кто-то поддерживал меня сзади, Ниэллин замахнулся для нового удара, а Алассарэ склонился надо мной с пригоршней снега наготове.
— Отстаньте… — пробормотала я.
— Хочешь прохладиться? — спросил Алассарэ. — Еще снежку?
Снова встряхнув меня, Ниэллин зло просипел:
— Не смей! Только засни — убью!
Вместе со словами меня настиг его зов, полный отчаянной тревоги и нежности. Все вместе было до того странным, что я совсем очнулась.
— Если заснет, тебе трудиться не придется, — озабоченно пробормотала Аркенэн. Это она держала меня.
Я открыла рот сказать, что не сплю — и Ниэллин тут же сунул мне кусочек лембаса. Мне оставалось только прожевать и проглотить.
Удивительное дело! Дома хлебцы были обычной дорожной едой. Этот же кусочек показался мне вкуснее матушкиного праздничного печенья, а по жилам побежало настоящее тепло. Он как будто напитал меня чудесной, животворной силой! Наверное, так и есть: лембасы хранят в себе благодать Валинора, ведь зерно для них взрастили еще при Свете Дерев…
Это снадобье поистине драгоценно, его надо беречь! А на меня уже потратили частицу, ведь я оказалась ничем не лучше несчастных, которых осуждала за слабость. И потратят еще, если я так и буду рассиживаться в снегу.
Я ухватилась за Ниэллина. Он поднял меня на ноги и, прижав к себе, прошептал на ухо:
— Тинвэ, не поддавайся, не смей. Не хочу искать тебя в Чертогах Мандоса.
— Тебе нельзя, — пробурчала я. — Ты же целитель. Ты не можешь бросить всех.
— Вот и не искушай меня, ладно?
Он легко коснулся губами моих губ, но отпрянул и отпустил меня прежде, чем я сообразила, как ответить ему. От мертвящего холода во мне не осталось и следа, лицо пылало. Все-таки зря Ниэллин истратил на меня кусочек хлебца! Мог бы просто обойтись поцелуем…
Силы вернулись ко мне очень вовремя: нас снова настиг вал мнущегося льда, и снова пришлось бежать ради спасения жизни… Вернее, ковылять, падать, ползти, мертвой хваткой вцепившись в ремни волокуш.
Подвижки льда продолжались еще полкруга. От того перехода в памяти остались обрывки: мрачное, темное после сияния небо, боль в натруженных мышцах, тычки саней, бесконечные падения лицом в снег, вой ветра, плач Сулиэль, проклятия, которые посылал льдам Тиндал…
А потом мы остановились, уткнувшись в спины тех, кто шел перед нами.
Стало гораздо тише: лед успокоился, треск и скрежет его прекратились. Смолкли и наши стоны, проклятия и ругань. Лишь ветер свистел среди ледовых нагромождений — гнал нам навстречу клочья тумана, тут же изморозью оседавшего на одежде и поклаже, на вывороченных, расколотых льдинах.
Впереди, совсем недалеко, в небо взлетели две стрелы.
Я вздохнула с облегчением. Как хорошо, что Нолофинвэ решил устроить привал прямо здесь, не велел искать место поровнее! Я ведь и шагу больше не могу ступить…
Мы стали озираться, прикидывая, где устроить укрытия. Тиндал с озабоченным, недовольным видом влез на ближайшую груду льда, огляделся… Лицо его помертвело.
— Что там? — крикнула я.
Он молчал.
Я с трудом вскарабкалась к нему — он указал рукой.
Впереди, в четверти лиги от нас, над искореженным льдом висел плотный, колышущийся туман. Он простирался поперек нашего пути, сколько хватало глаз. Второй Дом разбрелся у края завесы, не углубляясь в нее.
Вдруг сильный порыв ветра в клочья разорвал и разметал белесую кисею. За нею курилась паром черная вода.
Туман скрывал длинную, широкую полынью, расколовшую лед, словно река — каменную равнину.
Ледовый панцирь моря разрушился. Наш путь завел нас в тупик.
12 Задержка
Мы не стали рыдать и заламывать руки перед неодолимой преградой. На это просто не было сил. Новая беда поразила нас, словно новое проклятие. Рок готовит нам западни одну хуже другой и не отступит, пока не погубит нас окончательно!
Онемевшая, ослабевшая, я уцепилась за Тиндала, чтобы не упасть. А он так и стоял столбом, вперив взгляд в черную воду полыньи.
Я опомнилась, только услыхав хриплый голос Артафиндэ. Тот приказал разбивать лагерь, есть и отдыхать. А утром, на свежую голову, решать, как быть дальше.
Только это нам и оставалось.
Мы с Тиндалом слезли с ледяной гряды. Остальные тоже зашевелились, молча, не глядя друг на друга, занялись обычными приготовлениями.
Имеют ли они смысл, стоит ли через боль и изнурение возиться, пытаясь продлить обреченное существование? Вернуться нельзя, идти вперед невозможно… Если же мы застрянем здесь, то неизбежно погибнем от голода и холода.
Не лучше ли упасть в снег и тем сразу оборвать череду мучений?
Все же привычка цепляться за жизнь взяла свое. Мы забились в укрытия, с жадностью, не насыщаясь, проглотили скудный ужин, спрятались от голода и отчаяния в тревожный сон… А наутро первым делом собрались на краю полыньи — решать, как быть дальше.
Широкое разводье тянулось поперек нашего пути, с севера на юг. Над ним по-прежнему висел туман. Порывы ветра морщили черную гладь воды, пускали полосы ряби. Тогда туман редел, и становился виден другой край полыньи. Он отстоял от нашего сотни на две-три шагов… и был столь же недосягаем, как восточный берег моря.
Но после отдыха мы приободрились, и в нас затеплилась надежда. Да, ледовый панцирь раскололся прямо перед нами. У нас нет лодок, чтобы переправиться через полынью, не из чего возвести мост. Но неужели разрушился весь ледяной покров моря? Быть может, в отдалении края разводья смыкаются и мы сумеем перебраться на другую сторону?
И мы решили выслать разведчиков на поиски переправы.
Отряд Второго Дома под предводительством Финдекано направился вдоль полыньи на север. Братья нашего Лорда повели своих на юг. Тиндал, Ниэллин и Алассарэ ушли с ними, пообещав прислать весть, как только найдут переправу.