Глупо было думать об этом. Мы претерпели столько бед, и неизвестно, какие еще ждут нас, а я все пекусь о своей наружности! Волосы отрастут, если останусь жива. А погибать стриженой или нет — разница невелика.
Вот и Арквенэн занимали куда более насущные дела:
— Поспать бы… Да я голодная, как стая волков, — ворчала она, пока мы брели к нашей хижине. — Пойти, что ли, еще рыбу половить? Может, наедимся, а на сытый живот и сон слаще будет!
Я решила пойти с нею: спать мне не хотелось, срочных дел не было. Даже лекари сегодня обошлись без нашей помощи. А как-то же надо протянуть время до возвращения разведчиков…
Взяв удочки и несколько кусочков вяленого мяса, мы вернулись к полынье. Увы, она не стала меньше и все так же исходила густым паром. Правда, о кромку старого льда ударялись тонкие, прозрачные свежие льдинки. Кое-где они смерзлись вместе, образуя блестящую наледь шириной по несколько шагов. Но участки молодого льда были слишком тонки и редки, чтобы всерьез надеяться перейти по ним полынью.
Мы насадили на крючки волокна мяса, закинули. Арквенэн показала мне, как подергивать удочку, чтобы наживка шевелилась. Я старательно трясла удилом, но пришлось изрядно померзнуть, прежде чем леска дрогнула от касания рыбы.
Тут я сразу согрелась! Дернула так резко, что рыба сорвалась. Дрожащими от холода и возбуждения руками наживила новую приманку, закинула… Снова клюет!
Уже осторожнее я подсекла, потянула, чувствуя метания рыбы… и рывком выбросила ее на лед!
Холодная скользкая рыбина едва помещалась в руке, извивалась и била хвостом. Мне еле удалось отцепить ее с крючка! А после она так подпрыгивала на льду, что чуть не свалилась обратно в воду. Я оттолкнула ее от края полыньи — и увидела, что Арквенэн поймала уже целых три! Нам везет, здесь целая стая!
Надо ловить, пока везение не кончилось!
Мы закидывали, дергали, голыми руками стаскивали с крючка добычу, наживляли новую приманку… Наверное, рыбы здесь тоже были голодны: они хватали крючок не глядя.
Не прошло и часа, как мы натаскали два десятка рыб одной породы — пятнистого окраса, остромордых, толстых в брюхе и узких в хвосте. Правда, и замерзли мы до зубовного стука. Хорошо, что у нас еще осталось немного земляного угля: на нем можно зажарить рыбу и заодно погреться.
Когда мы стали разжигать жаровню, я заметила, что у нас заканчивается и растопка, заготовленная еще на берегу. Вот и еще повод для беспокойства! Ни уголь, ни жир не разожжешь искрой из огнива. Как мы будем добывать огонь без бересты и сухого мха?
Нет, сейчас об этом думать не хотелось.
Угли разгорелись, и первые две рыбины зашкворчали на них. Мы не могли чистить их на морозе и жарили целиком, без соли и приправ, вместе с чешуей и потрохами. И все равно: никогда я не ела ничего вкуснее, чем белые, сочные кусочки, снятые с зажаристой кожицы!
На запах и шкворчание сбежались все, кто был поблизости. Каждому досталось по маленькому кусочку, который скорее раздразнил, чем утолил голод. Но, не насытив тело, скромная эта трапеза несказанно укрепила дух: впервые здесь, в ледяной пустыне, мы сумели добыть себе пропитание!
Мы ободрились еще больше, когда вернулись охотники, волоча за собой огромную тушу морского зверя. Вокруг них собрался едва ли не весь лагерь.
Охотники, радостные и возбужденные, наперебой рассказывали, как нашли лежбище зверей на нашем «берегу» полыньи, как осторожно подкрались к ним. Как звери, заметив-таки чужаков, ринулись в воду… Охотники бросили копья в крупного самца — тот свалился в полынью и утонул бы, кабы не привязанные к древкам прочные веревки. За них-то и удалось удержать, а потом вытянуть добычу.
Спасибо девам, что не пожалели своих кос!
Под удивленные восклицания собравшихся охотники низко поклонились Артанис, мне и Арквенэн. А какой дружный вздох восхищения раздался, когда Артанис сдернула с головы капюшон и тряхнула пышными золотыми кудрями!
Что за благодарность воздали нам! И нас, и охотников превозносили на все лады, будто мы совершили невесть какие подвиги. Кажется, одолей мы льды, приведи народ к безопасной тверди, мы и то не стяжали бы большей славы!
Мне самой очень хотелось поделиться с друзьями и братом новостью о добыче. Правда, боязно было до их возвращения проговориться об остриженных волосах…
Все же, не удержавшись, я послала краткую весть Тиндаллу и Ниэллину. Брата я не дозвалась; в ответе же Ниэллина за теплой вспышкой радости я уловила усталость и беспокойство.
«Нашли переправу?» — спросила я.
«Ищем», — был ответ, и тут же осанвэ разорвалось.
Должно быть, разведчики ушли далеко… Где же конец у этой полыньи?
Скорей бы они возвращались, даже если не найдут путь. Им ведь тоже надо наесться досыта и отдохнуть. Раз тут есть пища, можно задержаться на несколько кругов звезд.
Может, за это время полынья замерзнет?
Пока я размышляла об этом, охотники успели разделать тушу: сняли шкуру, срезали жир и мясо. Куча получилась внушительная, но, когда ее разделили на всех, каждому досталось по небольшому, с пол-ладони, кусочку мяса и такому же шматку сала. Разобрали даже костяк, даже внутренности: ребра зверя пойдут на починку волокуш, кости помельче — на похлебку, потроха — на наживку для ловли рыбы…
В этот вечер в каждой хижине горел огонь и булькал в котелках мясной отвар. Зря говорили, что морской зверь противен на вкус. Жесткое, отдающее рыбой мясо было вкуснее и сытнее, чем любое из яств на пирах у Владыки Манвэ!
Мы с Арквенэн снова позволили себе жечь лампу дольше обычного, подкладывая в плошку кусочки свежего сала. Как же приятно было сидеть в тепле и при свете! Но расточать тепло и свет впустую непростительно, и мы решили заняться тонкой работой. Арквенэн затеяла пересматривать и чинить наши сумки, плащи и одеяла. Я же взялась за дело, задуманное накануне, когда мы плели веревки.
Я решила сделать подарок Ниэллину. Его ожерелье я носила не снимая. Он все время опекал и поддерживал меня, не говоря уж о том, что попросту не дал замерзнуть насмерть. Конечно, он заслужил ответный дар! Мне хотелось порадовать его… или, на худой конец, задобрить — если ему очень уж не понравятся перемены в моей наружности.
Еще на берегу я, перешивая в штаны одну из юбок, спорола с нее бисер и сохранила его, сама не зная зачем. А вчера, когда пришла мысль о подарке, отложила для него прядку волос. На хорошее ожерелье, пожалуй, не хватит, а на плетеный браслет — в самый раз.
После возни с рыбой на морозе и ветру руки у меня опухли, и поначалу волоски и бусины выскальзывали из неловких пальцев. Глянув на мои мучения, Арквенэн хмыкнула и вручила мне тонкую иглу для вышивания. И ничего не спросила.
Я была благодарна ей и за помощь, и за молчание: мне непросто было бы объяснить, кому и зачем плету этот браслет…
С иглой работа шла легко. Но, чем дальше продвигалась она, тем большие меня охватывали сомнения.
Примет ли мой дар тот, кому он предназначен? Повторит ли вопрос, на который я в первый раз не знала ответа? А если повторит — что я отвечу теперь?
Опять мне лезет в голову всякая чушь! Стоит ли думать об этом во льдах, где не угадаешь, что случится при следующем шаге, на следующий круг звезд. Не угадаешь, кто достигнет надежной тверди, а кто сгинет среди льдов, канет в пучине моря… Нельзя в таком походе думать о клятвах и обещаниях!
Но, вопреки рассудку, сердце мое билось чаще, к щекам приливала кровь. Хоть бы мне достало решимости вручить свой дар! Хоть бы Ниэллин принял его без лишних вопросов!
Хоть бы моя безделушка принесла ему удачу!
Арквенэн уже давно спала, а я все скручивала волоски и нанизывала бисер, стараясь закончить работу до того, как прогорит лампа. Жира в ней оставалось на самом донышке, огонек чадил и мигал, и тесьму на концах я заплетала почти вслепую. У меня получился узкий, узорчатый, как ящерка, браслет, который можно обвязать вокруг запястья. Дома, в Тирионе, такими браслетами в знак дружбы обменивались дети, не овладевшие еще искусством златокования или ткачества. Не стыдно ли взрослой деве жаловать такой подарок своему избраннику? Но ведь здесь негде взять камни для настоящего украшения…