Вскоре небо впереди высветлилось — значит, там и правда лежат обширные пространства сплошного льда! Однажды Тиндал вернулся из разведки не мрачный, как обычно, а воодушевленный, со сверкающими радостью глазами: он почувствовал прочный лед впереди, не более чем в пяти лигах!
Эти пять лиг тяжело дались нам: снова пришлось петлять вокруг полыней, преодолеть разводье, перелезть через высокую и крутую гряду… Лишь спустя круг звезд мы ощутили под ногами толстый, мощный, неподвижный лед.
Не передать словами, какое нас охватило облегчение! От него подкашивались ноги и слабели руки. Мы устроили привал прямо там, где вышли на прочный лед. Впору было праздновать свершение, но у нас не было ни сил, ни времени: надо наверстывать расстояние, потерянное при блужданиях в плавучих льдах.
Отоспавшись, мы спешно двинулись дальше на северо-восток.
Ледовые поля перед нами кое-где пересекали высокие гряды, встречались трещины и отдельные полыньи — но после всего пережитого разве могли они нас напугать? Идти стало куда легче, за переход мы одолевали расстояние в два-три раза большее, чем прежде.
Через три перехода Раньяр во всеуслышание объявил, что встречное движение льда больше не препятствует нам и мы заметно продвинулись на восток.
Отныне можно было не изнурять себя непрерывной ходьбой, тем более что среди нас все еще хватало обмороженных и больных. Мы заново упорядочили походную жизнь: приурочили «день» и «ночь» к кругам звезд, сократили переходы и удлинили привалы. Теперь отдых перепадал и разведчикам, и охотникам, и даже мы с Ниэллином выкроили время для прогулки вдвоем!
Вопреки опасениям, здешние равнины не были безжизненной пустыней. В полыньях водились рыба, морские звери, а еще удивительные, невиданные существа. Куда больше морских зверей, телом они походили на рыб, только без чешуи. Зато изо лба у них рос длинный, острый витой рог. Выныривая на поверхность, водяные единороги с шумом выпускали воздух из отверстия на голове. По этому фырканью охотники нашли целое стадо и загарпунили одного. Вчетвером они не смогли его вытащить, пришлось звать подмогу; мяса и жира хватило всему лагерю на три дня, а из бивня получились отличные наконечники на гарпуны.
Морская пучина оказалось щедрой, и не только мы кормились от ее щедрот. Возле полыней часто попадались следы огромных медвежьих лап. До поры здешние медведи не показывались нам. Когда же мы издали увидели одного, то поразились: он был похож на ожившую, обросшую косматым мехом ледяную глыбу! Могучий зверь шествовал с важной неторопливостью; заметив нас, он принюхался, постоял в задумчивости — а потом невозмутимо отправился дальше.
Сразу стало ясно, кто настоящий хозяин здешних мест!
Как и мы, снежные медведи охотились на морского зверя. Иногда мы находили остатки их трапез: дочиста обглоданные, разгрызенные в щепу кости и клочки шкуры. После этого близко знакомиться с медведем не хотелось: вдруг по ошибке сочтет за добычу? А на зуб к нему лучше не попадать!
Все же несколько охотников под предводительством Финдекано решили попытать счастья и вышли на медведя — одежда наша сильно износилась, и кроме мяса, нам пригодился бы его густой, теплый мех. Охотники отправились по свежему следу… А спустя несколько часов вернулись без добычи, растерянные и унылые, и привезли на волокуше умирающего.
Подавленный случившимся, Финдекано рассказал о несчастье коротко и сухо. Охотники легко выследили зверя, подкараулили, притаившись за ледовой грядой, бросили копья. Но копья застряли в косматом меху и не убили, а лишь ранили и разъярили зверя. Тот ринулся на охотников, настиг одного и ударом лапы отбросил на несколько шагов. Остальные кинулись врассыпную. Пока медведь выбирал новую жертву, Финдекано удалось добить его стрелой в глаз.
Тушу медведя бросили — надо было скорее везти раненого в лагерь. Ударом лапы зверь сломал ему шею. Увы, целители не смогли помочь бедняге: он умер к вечеру, так и не придя в сознание.
Нелепо, избежав гибели от мороза, голода и коварства льдов, погибнуть от медвежьей лапы! Никакие меха не стоят такой цены. И Лорды запретили охотиться на снежных медведей, пока хватает другой добычи.
Вскоре после этого несчастья мы опять попали на искореженный, бугристый лед, да в придачу зарядила вьюга. Пришлось больше круга отсиживаться в хижинах, слушая неумолчный рев и свист ветра.
Когда чуть развиднелось, еще день потратили на поиски полыньи и охоту: береговых припасов у нас почти не осталось, а свежее мясо уходило быстро. Наконец, после двухдневной задержки, отдохнувшие и нетерпеливые, мы приготовились снова тронуться в путь.
В тот переход Тиндал и Алассарэ должны были идти с нашим отрядом. Как обычно, мы долго ждали своей очереди. Тиндал развлекался тем, что древком копья мерял глубину сугробов. В какие-то копье уходило целиком! А Алассарэ приставал к Арквенэн с дурацкими шуточками, пока не довел ее до белого каления. Я уж собиралась вступиться за подругу, как вдруг Айвенэн спросила:
— Где дети?
К тому времени Сулиэль совсем оправилась от болезни, а к Соронвэ вернулась вся его предприимчивость и смекалка. Оба они снова требовали присмотра. Недавно Тиндал поймал их на самом краю полыньи — они собирались поплавать на небольшой льдине, как на плоту!
Здесь полыньи не было, но мало ли что? Вдруг провалятся в заметенную снегом трещину?
Мы разбрелись между грудами льда, выкликая их имена. Я влезла на гребень — и увидела их! За соседним бугром они играли с кем-то — в первый миг мне показалось, что с большой собакой.
Нет, это не собака. Это детеныш снежного медведя!
Мохнатый, толстенький медвежонок ластился к детям и был невероятно мил. Но ведь где-то поблизости бродит его мать!
Алассарэ, зашедший с другой стороны, тоже заметил детей. В мгновение ока он оказался рядом с ними и сказал негромко:
— Ну-ка, проказники, побаловались — и будет. Давайте-ка к матушке. И ты, малыш, ступай откуда пришел.
Он легонько подтолкнул медвежонка.
Тот отбежал на несколько шагов и заскулил, захныкал, почти как ребенок.
Сулиэль и Соронвэ заспорили:
— Не прогоняй его, он хороший!
— Он с нами подружился!
— В лагерь, быстро! — напряженно приказал Алассарэ. — Тинвэ, уведи их.
Скатившись со своего бугра, я схватила детей за руки…
Раздался рев.
Будто ниоткуда, шагах в двадцати от нас воздвиглась косматая громадина. Медвежонок, скуля, подбежал к ней — мать встретила его увесистым шлепком. И ринулась к нам.
Алассарэ выхватил нож, но что он мог?
Я опрометью бросилась прочь, волоча детей за собой.
Сзади раздалось злое рычание, короткий возглас и глухой звук падения, тут же — крик Ниэллина, отчаянный вопль Тиндала… Снова взревела медведица, захрустел снег под тяжелыми прыжками…
Все стихло.
Затащив детей за ледовую гряду, я в страхе выглянула оттуда.
Медведица с медвежонком исчезли. Тиндал стоял спиной ко мне, тяжело дыша, свесив пустые руки.
Ниэллин склонился над Алассарэ. Тот лежал в снегу, раскинувшись нелепо, словно тряпичная кукла. Под ним растекалось темное, как чернила, пятно.
14. Круг тревог
От ужаса у меня подогнулись ноги и потемнело в глазах. Я не выдержу, этот удар выше моих сил!
Соронвэ спас меня от обморока, дернув за куртку:
— Тинвэ, Тинвэ, медведь ушел? А где Алассарэ?
Дети! Им нельзя видеть, что случилось с Алассарэ. Вдруг это снова подтолкнет их к отчаянию и к болезни? Пусть узнают позже!
Я отшатнулась обратно за гряду и, не говоря ни слова, потащила Сулиэль и Соронвэ к лагерю. Обогнув еще один бугор, мы увидели Айвенэн. Дети бросились к матери, а я крикнула ей:
— Идите со всеми! Мне надо Ниэллина подождать! И Тиндала.
Голос у меня вдруг сел, и Айвенэн удержалась от расспросов. Но теперь Сулиэль спросила растерянно: