— Здесь я за Лорда, — с улыбкой сказал Айканаро. — Объявленное передо мной объявлено перед всем народом. Но не думайте, что, коль скоро принесли обет в пустых льдах, избавились от свадебного пира вместе со всеми, на берегу!
Алассарэ же заявил невозмутимо:
— Подумаешь, новость. Чему удивляться? Дело-то шло к тому!
И тут же, отодвинув Тиндала, стиснул в объятиях нас обоих:
— Надо же, решились! Напрасно я держал вас за тугодумов!
— Без нас решились, — попеняла Арквенэн. — Тинвэ! Хоть бы меня спросила!
Возмущение ее было притворным. Рассмеявшись, она схватила меня, расцеловала, потом бросилась на шею Ниэллину. А я оказалась в руках Тиндала.
— Рад за тебя, сестричка, — ухмыльнулся он — Скажи только, с чего вы вдруг так заторопились?
— Наоборот, — за меня ответил Ниэллин, — мы слишком уж медлили. Почти опоздали… разделить друг с другом жизнь прежде смерти.
Лицо у Тиндала вытянулось, глаза округлились, но он, проглотив вопросы, сказал только:
— Похоже, все-таки успели. Поздравляю.
— И я поздравляю от души! — Айканаро в свою очередь обнял меня и Ниэллина. — Пусть в жизни вам выпадет делить радость и счастье, а они преумножаются от деления! Если же вдруг выпадет делить беду — пусть она раздробится и исчезнет. И пусть всякий путь, который вы разделите друг с другом, станет вполовину быстрее и легче. Особенно здесь, во льдах. Ведь, чем скорее дойдем до берега, тем скорее отпразднуем по-настоящему!
Конечно, до свадебного пира было еще далеко: льды не выгладили нам сверкающую дорожку и не двинулись к берегу вместе с нами, как величественные корабли. Покончив с торжественными речами, мы впряглись в волокуши и зашагали следом за Тиндалом и Айканаро. Они не стали возвращаться на тропу, а повернули прямо на восток. Всполохи сияния ярко озаряли окрестности. Тиндал уверенно выбирал дорогу, и вскоре мы вышли на ровное ледовое поле, где ходьбу затруднял только глубокий снег. Сияние постепенно померкло и угасло, но и при свете звезд мы далеко, до самого края окоема, видели снежную равнину. Гладкость ее кое-где нарушалась заусеницами ледовых бугров или штрихами гряд и трещин. И, вопреки всем надеждам, не видно было ни холмов, ни хотя бы высоких облаков — ничего, что указало бы на приближение берега.
На ночлеге, когда мы покончили с дневными хлопотами и расселись в шатре вокруг горящей лампы, Арквенэн потребовала от меня и Ниэллина подробного рассказа о наших приключениях. Остальные поддержали ее. Меня саму на их месте разбирало бы любопытство! Да только «приключения» наши оказались не из тех, о которых весело болтать за вечерней трапезой.
— Не знаю, что и сказать, — промямлила я. — Ниэллин меня из полыньи вытащил, потом собою отогрел. Не дал в ледышку превратиться. Потом… Лютню свою разбил на растопку. А потом мы так… по буеракам тащились….
Я умолкла: язык не поворачивался рассказывать дальше.
Ободряюще пожав мне руку, Ниэллин продолжил прямо и спокойно:
— Тяжело было. Я за собой не уследил, заболел. Если бы не Тинвэ, угодил бы прямиком в Чертоги. Она меня из таких буераков вытащила, из которых возврата нет. Ну и… Мы вместе были в смерти, мы не можем быть отдельно в жизни. Вот мы и принесли обет. А как очнулись толком — тут и вас услышали.
— Ну и ну, — помолчав, сказала Арквенэн. — Понятно, отчего вы малость не в себе. Тинвэ, так ты теперь целительница?
Я помотала головой. Не хотелось бы мне исцелять кого-нибудь тем же способом, что и Ниэллина!
А он привлек меня к себе и сказал серьезно:
— Тинвэ — моя жизнь. А я, дурак, едва не опоздал это понять.
Если он — дурак, что говорить обо мне? Я-то все время опаздывала понять, кто для меня Ниэллин!
— Арквенэн, душа моя, а ведь я умнее! — похвастался Алассарэ. — Я давно понял, что мне без тебя жизни нет. Может, не будем ждать, как Тинвэ с Ниэллином, пока нас Владыка Мандос обвенчает? Без него обет дадим.
Зардевшись и тщетно пытаясь сдержать улыбку, Арквенэн ответила строгим голосом:
— Только на берегу! Подальше от хищных зверей. Мало радости давать тебе клятвы, пока ты так и норовишь сунуться медведю в пасть!
— Но я вовсе не собираюсь соваться медведю в пасть! Один раз было, и то нечаянно! — возмутился Алассарэ.
Арквенэн ладонью прикрыла ему рот:
— Имей терпение.
Тут же она обхватила его за шею и расцеловала, изрядно смягчив жестокость своих слов. Утратив волю к борьбе, Алассарэ покорно вздохнул:
— Так и быть. Потерплю до берега. О, придумал! — он радостно потер руки. — Вместе с Ниэллином и Тинвэ отпразднуем. Самим пир готовить не придется!
Мы с Арквенэн испепелили его взглядами. Да что толку! Алассарэ сделал такое умильное лицо, что сердиться стало совершенно невозможно!
Теперь, когда мы ждали, что поход наш кончится праздником, мы стремились к берегу еще нетерпеливее. Жаль, берег не торопился к нам навстречу.
С каждой гряды мы жадно высматривали сушу, но вокруг, сколько хватало взгляда, простирались привычные ледовые поля. И Айканаро, по-прежнему державший связь с Артафиндэ, утверждал, что и тот еще не видал берега, хоть и опережает нас на несколько кругов.
Вскоре погода снова стала пасмурной и ветреной, край окоема скрылся в мутной дымке. Мы с Арквенэн то и дело приставали к Тиндалу с расспросами, не чувствует ли он перемен во льду. Он долго отмалчивался, а однажды буркнул:
— Чувствую, да не то. Берега нет, лед сплоченный. Лиг на пять, а то и дальше, ни полыньи, ни трещины.
Раньше нас обрадовала бы такая новость. Но не сейчас: припасы, добытые еще до нашего разделения, заканчивались, мы снова берегли пищу и топливо. Голод подобрался к нам вплотную. Раз во льду нет прорех, мы не добудем ни рыбы, ни морского зверя. Мужчины готовы были, презрев опасность, поохотиться на медведя. Однако нам не попадались даже их следы — медведи обходили голодные места стороной.
Нам оставалось только изо всех сил торопиться на восток в надежде, что по дороге попадется хоть какая-то добыча и мы не протянем ноги, не дойдя до берега самую малость. На ходу мы по-прежнему с каждой возвышенности всматривались в сумрачные дали, но выглядывали уже не сушу, а морских зверей или хотя бы туман над полыньей.
Темное пятнышко в ложбине между грядами в сотне шагов от нас первыми заметили Тиндал с Айканаро. Схватив копья, они налегке побежали туда — вдруг это заплутавший морской зверь? Мы следили за ними с ледовой гряды, сдерживая урчание в пустых животах.
Добежав, мужчины повели себя очень странно: склонились над непонятным предметом, а потом, потрясая копьями, с радостными воплями пустились в пляс!
Что они нашли?!
Они принялись махать руками, подзывая нас. Мы скатились с гребня, оскальзываясь от торопливости, подбежали к ним — и замерли в изумлении.
Дерево. Настоящее дерево!
Из-под снега торчал комель вмерзшего в лед сучковатого ствола. Скрученные корни обломались и расщепились; грубая, иссеченная морщинами серая кора пластами отходила от волокнистой древесины. Дерево было похоже на горную сосну и не похоже на лиственницы и ели северных берегов Амана.
Это дерево с востока! Из Серединных Земель!
Должно быть, оно упало в воду, вмерзло в лед. Лед дотащил его сюда, потом вытолкнул на поверхность… Неважно, как это случилось. Главное — берег существует, и мы приближаемся к нему!
Мы не в силах были отойти от дерева. Гладили его, вдыхали запах, чуть ли не на вкус пробовали — и никак не могли поверить, что оно настоящее, что не видение, не обман помрачившегося разума. Иссохшая, до звона затвердевшая древесина еще хранила смолистый запах, а на ощупь была восхитительно шершавой и казалась теплее льда. Жаль, мы не могли увезти дерево с собой — мощный ствол глубоко вмерз в льдину. Алассарэ сходил за топором, но сумел только сковырнуть немного коры и обрубить узловатый корень. Для костра маловато, но как греет душу доказательство того, что восточный берег не выдумка.
Надежда подстегнула нас. В тот круг мы шли до середины ночи и остановились, лишь когда совсем выбились из сил. Кое-как перекусив и поспав пару часов, мы побежали дальше и снова провели в пути чуть не целый круг. К концу его спотыкался даже Айканаро. Когда мы с трудом растянули шатер и рухнули внутри, он велел отдыхать полкруга. «Глупее некуда загнать себя до смерти в двух шагах от суши. С едой туго, так хоть выспаться надо как следует. Сон — лучшая замена пище».