Вода закипела, звери разом нырнули, но один из них, дергаясь, всплыл на поверхность в бурунах кровавой пены. Вскоре он затих и начал тонуть. Охотники за веревки подтянули его к ледяной кромке и, накинув петли на шею и на задние ласты, уперлись, пытаясь затащить его на лед.
Мы с Арквенэн побежали помочь им.
Вдруг снег захрустел под тяжелыми прыжками. Из-за соседнего бугра выскочил медведь и по краю полыньи галопом поскакал к охотникам!
Наверное, он тоже затаился для охоты. И разозлился, когда мы посягнули на его добычу. А может, счел добычей нас!
Все разом, мужчины резким усилием выдернули тушу на лед и схватились за копья. Но их еще надо было высвободить из толстой, жесткой шкуры. Ниэллин успел первым и кинулся навстречу медведю!
Зверь его убьёт!..
Нет! Не здесь! Не у самого берега!
Арквенэн вскрикнула, но голос ее охрип и пугающего визга не получилось. А у меня крик и вовсе застрял в горле.
И тогда я крикнула без звука, всей душой — от дна, от самой изнанки: «Нет!!! Не так! Не сейчас!» Взмолилась сразу Ульмо, Манвэ и Мандосу, Варде, самому Эру… Будь моя молитва стрелой — она пробила бы небо, рассекла бы запредельную Тьму и вечно летела бы в бесконечной пустоте!
Ниэллин метнул копье, но лишь выдрал у медведя с плеча клок шерсти. Тот взревел, вскинулся на дыбы… Ниэллин отпрыгнул в сторону. Тиндал бросил гарпун — мимо! Но закраина льдины обломилась под медведем, и он, шатнувшись, с плеском рухнул в воду. Всплыл, фыркая. Алассарэ и Айканаро, подскочив к краю, нацелили на него копья…
Однако ледяная вода остудила пыл зверя: он развернулся и поплыл к противоположному краю полыньи.
Мужчины мигом оказались возле нас с Арквенэн. Лица их были белыми, сжимавшие копья руки дрожали; у Тиндала громко стучали зубы.
— Видишь, д-душа моя, — обратился Алассарэ к Арквенэн. — Не я один рвусь к медведю в пасть! Ниэллину никак не надоест свое везение испытывать!
— Я и так знаю, что везучий, — спокойно сказал Ниэллин. — Вот оно, мое везение!
Он обнял меня. Я вцепилась в него обеими руками. Сердце выпрыгивало из груди, дыхание теснило, слезы готовы были хлынуть ручьем.
Он чуть не погиб у меня на глазах! Спасся чудом, хвала Владыкам и самому Эру! Или это была случайность?.. Неважно! Главное — он жив! он со мною!
Ниэллин, склонившись, поцеловал меня:
— Все хорошо, милая. Все хорошо. Разве может мне не везти, когда ты рядом?
— А если меня рядом не будет? — прошептала я, уткнувшись в его пропахшую гарью куртку.
— Не бойся. Ты всегда будешь со мной, Тинвэ. Даже если будешь далеко.
— Что загадывать? Сейчас повезло, и ладно, — бодро заключил Айканаро, глядя, как медведь, выбравшись на лед, неторопливо трусит прочь. — Надо мясо скорей забрать. Пока он вернуться не надумал.
Медведю осталось, чем поживиться — мы смогли увезти с собой только полтуши. До берега нам хватит с избытком, но кто знает, вдруг нашим все еще не удалось разжиться пищей? Тогда этот припас будет очень кстати!
На стоянке мы наелись досыта и худо-бедно укрепили силы. Вовремя! На следующий день нам пришлось, пробиваясь против свирепого ветра, тащить волокуши через широкую полосу смятого льда. Мы снова шли по оставленной народом тропе, уже полузанесенной поземкой. Кое-где на ней попадались брошенные вещи: сломанная волокуша, истертые, обледенелые шкуры, мешки с каким-то добром, а однажды — тяжелый щит и доспех. Должно быть, владелец его совсем обессилел, если решился так облегчить свой груз… По счастью, нам не встретилось больше могил, и все равно мы беспокоились и торопились: вдруг наши сородичи находятся на грани голодной смерти, как недавно были мы? Но полоска холмов у восточного края окоема подрастала томительно медленно.
Как назло, в тот день ветер вызвал слом льда. Едва выбравшись из буераков, мы наткнулись на разводье, раскрывшееся уже после того, как прошли наши. Тиндалу пришлось побегать, прежде чем он нашел перемычку из прибитых друг к другу льдин, а нам всем — упереться изо всех сил, протаскивая по зыбкому мостику тяжелые волокуши.
Когда мы выбрались на восточный край разводья, от усталости у меня подкашивались ноги и плыли круги перед глазами. Тиндал, пройдя несколько шагов, вдруг рухнул в снег. Мы кинулись к нему, думая, что он лишился чувств. Но он поднял к нам залитое слезами счастливое лицо:
— Это прибрежный лед! Считайте, дошли.
Берег холмами вздымался перед нами. До него оставалось еще несколько лиг; виднелись светлые заснеженные склоны с темными пятнами не то леса, не то скал. Я с жадностью вглядывалась в неведомую землю — наш будущий дом! — но не могла рассмотреть точнее: в глазах у меня все еще рябило. Я зажмурилась, потерла глаза, проморгалась — помогло!
Вокруг будто посветлело, заснеженные льды и склоны холмов засеребрились ярче, темные пятна обернулись россыпью черточек. Это лес! Повернулась к Ниэллину — и разглядела его лицо отчетливо, как при небесном сиянии! Но небесные огни то вспыхивают ярче, то гаснут, их свет мерцающий и неровный. А этот серебристый отсвет разгорается постепенно, как…
Арквенэн ахнула. Мы обернулись.
Позади, на Западе, набирал силу серебряный свет. Нежный поначалу, он становилось все ярче — и вот, затмевая звезды, из-за края окоема показалась ослепительно-белая кромка невиданного светила. Яркая полоска становилась шире, превратилась в полукружие, потом в блистающий круг. Круг оторвался от кромки ледового поля и медленно поплыл в небо. Мы узнали его чистый, прохладный свет!
— Тельперион… — выдохнул Айканаро. — Владыки возродили его!
Да, это было сияние Серебряного Древа! Новый светоч источал его, как спелый плод источает аромат, щедро изливал на скованные морозом, укрытые снегами и льдом земли. Он не был сном, видением или случайностью. Он был настоящим чудом! И чудо это предназначалось всем, а не только мне или Ниэллину. Никто не мог сотворить его и возвести в небеса, кроме Владык. И, если светоч воссиял над нами по их воле — значит, они помнят о нас!
В ярком серебряном свете я будто впервые увидела друзей и с трудом узнавала их. Тощие, как щепки, одетые в обтрепанные меховые балахоны, обожженные морозом, почерневшие от копоти — они были невыразимо прекрасны! Радостные улыбки озаряли лица, глаза сияли ярче звёзд… Или так блестят слезы счастья?
Долго никто не мог вымолвить ни слова. Потом Ниэллин проговорил тихо:
— Нам осветили путь. Теперь мы не потеряем его. Не заблудимся и не собьемся.
— Если сами того не захотим, — хмыкнул Алассарэ.
— О чем ты? — удивилась Арквенэн. — Как можно хотеть заблудиться? Теперь и захочешь — не заблудишься, все как на ладони: где гладко, где бугор, где трещина…
— Дурное дело нехитрое, — пробормотал Айканаро. — Мало ли, вдруг погода испортится.
Арквенэн пожала плечами:
— Подумаешь! Нам не привыкать!
Тиндал уже смотрел на восток — прикидывал дорогу.
— Лиги на три все ровно и прочно, — уверенно сказал он. — Правда, у самого берега могут быть буераки… но не точно. Ближе подойдем, тогда узнаем.
— Узнаем, — согласилась я. — И нечего бояться! Ты в темноте дорогу находил, при свете точно не ошибешься!
— Постараюсь, — пообещал Тиндал.
Я снова посмотрела на сине-серебряные холмы впереди — и увидела, как от их подножия взлетело множество золотисто-рыжих блесток. А потом еще раз… и еще!
Порыв ветра донес еле слышное пение труб.
Там наши! Они вступили на твердый берег. Потому поют трубы и летят в небо горящие стрелы — знак безопасного привала! Они дошли.
И мы дойдем. Если поторопимся, встретимся уже в этот круг!
Айканаро сосредоточенно прислушался, потом повернулся к нам:
— Лорды подняли на берегу стяги наших Домов. Артафиндэ призывает нас. Не будем медлить! Вперед!
Так вперед!
В наши плечи снова врезались постромки волокуш. Под ноги легли резкие, густые тени — как пережитые страхи, сомнения и тревоги. Но сейчас они были лишь тенями, простертыми на заснеженном льду, бессильными и пустыми. Без колебаний ступая по ним, мы быстрым шагом двинулись к прекрасной, залитой ясным серебряным светом земле.