— Сейчас наше испытание — ждать и терпеть.
— Я так и не узнаю, на что способен, если буду только ждать и терпеть! Терпение — отговорка трусов!
Отец шагнул к Тиндалу, но остановился, словно натолкнувшись на стену.
— Ну? Что же ты? — спокойным и оттого еще более страшным голосом произнес он. — Говори дальше. Скажи, что мы трусы. Мы, кто не желает предавать нашу землю и Владык в час беды!
— Тиринхиль, не надо! — умоляюще воскликнула матушка.
— Ничего ты не понимаешь! — выпалил брат и кинулся вон из дома, со страшным грохотом хлопнув дверью.
После мгновенного замешательства я бросилась за ним и успела лишь услышать, как матушка сказала отцу с укоризной: «Зачем ты так?»
Как ни быстро я выскочила, брат уже добежал до поворота.
— Тиндал, погоди!
Он, не оборачиваясь, досадливо махнул рукой. «Оставь!..» — донеслось его осанвэ, и меня будто окатило волной возмущения и обиды.
— Да стой же!..
Тиндал помотал головой, но все же остановился. Пустившись бегом, я догнала его. Мы молча пошли рядом. Я понимала гнев брата — резкие слова отца задели и меня. Но… что хорошего может получиться из дела, которое начинается с семейного раздора? И я сказала наконец:
— Напрасно ты так с отцом. Он желает нам добра.
— Конечно! Да только что это за добро?! Обернуть нас в перинку, уложить в колыбель? Он думает, нас надо беречь от чужих решений! Для него мы все еще дети! «Несмышленыш!» — передразнил он отца. — Мы никогда не угодим ему. Он так и будет держать нас за младенцев!
Я вздохнула. Он тоже был несправедлив: в прежней жизни отец не досаждал нам ни чрезмерной опекой, ни непрошеными советами, и позволял нам сколько угодно учиться на своих ошибках. Однако сейчас отцу кажется, что мы совершаем чужую ошибку — ошибку Феанаро. Но разве сам отец непогрешим? И он может ошибаться! Что, если мы поступим по его совету — останемся дома, будем праздно ждать решений и дел Владык?
Вспомнилось тягучее течение времени, навеянные мраком сонливость и скука…
Ну уж нет! Лучше какие угодно лишения и труды, чем бессмысленное прозябание!
— Мы уже достаточно взрослые, чтобы самим решать за себя! — продолжал возмущаться брат.
— Мы и решили. Мы пойдем со всеми, так ведь, Тиндал?
Брат кивнул и с признательностью сжал мою руку.
— Отец поймет нас, когда остынет, — добавила я. Мне очень хотелось, чтобы стало именно так!
— Не знаю... Он ведь не хочет ничего слушать!
Какое-то время мы бродили по улицам, перебирая доводы, которые убедили бы отца в необходимости нашего путешествия; но любой из них разбился бы о его упрямство. В конце концов Тиндал отправился к Алассарэ — я подозревала, не столько за советом, сколько пожаловаться и излить душу. А я пошла домой в надежде вместе с матушкой уговорить и успокоить отца.
К моему удивлению, у нашего крыльца взад-вперед прохаживался Ниэллин. Заметив меня, он устремился навстречу и без улыбки поздоровался со мною.
— Привет и тебе! — ответила я бодро. — Ты хотел видеть Тиндала? Тогда вы разминулись — он как раз пошел к Алассарэ!
Ниэллин покачал головой:
— Нет. Я хотел поговорить с тобою, Тинвиэль.
— Прямо сейчас? Но о чем? И почему ты не подождал меня в доме?
Он молчал.
— Говори уже, Ниэллин, — поторопила я, — мы не можем стоять тут вечно. Мне ведь надо собираться, а то, чего доброго, мы с Тиндалом опоздаем к выступлению!
— Так Алассарэ сказал правду, ты тоже идешь… — пробормотал тот и вдруг заявил: — Тинвиэль, тебе лучше остаться.
— Что?!
— Останься. Не ходи с нами… с Феанаро.
— Как… Как ты смеешь, Ниэллин! — я едва подбирала слова от возмущения. — Ты… С какой стати ты запрещаешь мне? Ты мне не брат, не отец!
— Я не запрещаю, я… прошу, — тон его и правда стал умоляющим. — Тинвэ, ты не знаешь, что это будет за поход!
— Будто ты знаешь!
— Не знаю. Потому и прошу тебя — не ходи! Не годится женщинам не глядя рваться неведомо куда! Мало ли, что за дорога ждет нас? Лучше мы разведаем путь, приготовим место, а после вернемся за вами!
— Так ты боишься, что мы не поспеем за мужчинами? Станем обузой?
Гнев в моей душе кипел ключом. Мало мне отца, так теперь еще и друг затеял препирательства!
— Ну, знаешь, Ниэллин! Я ведь бывала с вами и на охоте, и в горах — и ни разу не отстала! И моря я не боюсь. С чего ты взял, что я не осилю дорогу?!
Ниэллин смотрел на меня молча, упрямо сжав губы.
— Уговаривал бы Артанис! Или Арквенэн! Почему ты пришел ко мне?! — сердилась я.
— Артанис у нас — Нэрвен, ее без толку уговаривать. Если не преуспели ее братья, что могу сделать я? А Арквенэн… она слышит только посулы Феанаро! С нею тоже говорить бесполезно. Но ты-то, Тинвэ — ты всегда была благоразумна, отчего же сейчас ты не веришь мне?
— Мало радости быть благоразумной, если из-за этого то и дело приходится выслушивать поучения! Сам-то ты идешь, даром, что… благоразумный!
— Как же я вас брошу...
— А что твои? — спросила я, успокаиваясь.
— Отец идет, мать остается, — коротко ответил Ниэллин и, вздохнув, добавил: — Не обессудь. Я все понял. Прости, что досаждал тебе поучениями. Впредь это не повторится. Я зайду за вами. До встречи!
Он низко поклонился, развернулся и направился прочь широким, порывистым шагом. Я растерянно смотрела ему вслед. Кажется, я его обидела... Сам виноват, что вздумал вдруг указывать мне! Но тут же во мне шевельнулось сомнение: может, он не так уж и неправ?
Нет, хватит! Если вечно сомневаться и колебаться, не стоит мечтать о делах и свершениях! И я вошла в дом в самом решительном настроении, готовая, если потребуется, спорить со всем миром.
Моя решимость пропала зря, как и приготовленные речи. Отец уже обуздал свое недовольство, хоть и не переменил мнения. Он спросил, не передумал ли Тиндал участвовать в этой бестолковщине, и лишь покачал головой, услыхав, что и я собираюсь уйти вместе с братом. Вид у него при этом был совсем не радостный, однако он не стал тратить слова на пререкания и ушел в мастерскую. Я растерянно потопталась на пороге, но не посмела вызвать его на разговор, которого он явно хотел избежать.
Матушку я нашла в кухне: она замешивала тесто для лембасов, то и дело утирая глаза. Лицо у нее было все в муке. Позже я украдкой стащила готовый хлебец — он был солон, как будто матушка сдобрила тесто своими слезами…
Смутная тревога снова царапнула меня, но я скорее загнала ее поглубже и принялась рыться в сундуках. Я откладывала в сторону тонкие шелковые туники, легкие туфельки и расшитые платья, и собирала то, что пригодится нам с братом в пути: добротную, прочную одежду из шерсти и льна, крепкие башмаки, кожаные куртки и плотные суконные плащи. Мы ведь поплывем на кораблях, а морской ветер, бывает, пронизывает до костей. Однако не стоит брать с собой слишком много — если мы пойдем быстро, избыток вещей станет лишней тяжестью и обузой…
Я перебирала вещи, как вдруг со двора донеслись отрывистые выкрики и неровный стук. Кинувшись на улицу, я в изумлении замерла на пороге.
Тиндал с отцом дрались на палках, на которых когда-то брат учился обращению с копьем. В сосредоточенных лицах их не было злости — скорее, напряжение схватки и острое внимание к противнику. Алассарэ наблюдал за поединком, стоя у стены.
— Алассарэ, что они затеяли? — вполголоса спросила я.
— Тш-ш, не мешай, — прошептал он, — должен же ваш батюшка убедиться, что Тиндал — не беспомощный младенец.
Отец мой не любил оружия и никогда не участвовал в потешных поединках. Но сейчас стало ясно, что он не растерял умений, обретенных еще в Серединных Землях, задолго до нашего рождения. В его руках деревяшка казалась живой — взлетала и со свистом обрушивалась на противника, змеей бросалась вперед, норовила ужалить, проткнуть насквозь... Страшно было представить на ней острый наконечник!
Брат не давал себя в обиду: он отбивался решительно и умело. Пару раз достал отца и в конце концов, изловчившись, резким ударом выбил палку из его рук.