В те же пятнадцать лет Мишель увидела чудо. Огнедышащего парня, которого постоянно задевал один из местных придурков — Саймон. В то злополучное утро Саймон стал обугленной кучкой. А огнедышащий парень рвал и метал, пока его не усыпили. Следом его увезли из приюта, и больше никто о нем не слышал.
— Поговаривают, обладающих способностями лечат и отпускают жить в нормальное общество. Их ценят, им дают неплохую работу, — сообщила последний слух Кира. — Вот бы и мне открыть в себе какую-нибудь силу…
Иногда Мишель оставалась в комнате, и они пытались придумать что-нибудь интересное. То пытались поднять в воздух предметы, то пальцем зажигать свечи. Было весело, но безрезультатно. Будущая Избранная тогда не знала, что способна красть чужую способность.
И оставалась одна учеба. Из-за которой Мишель совсем забыла о подруге. Потому как-то раз, когда пришла после ночной зубрежки, то застала Киру рыдающей в постели. На ней было длинное платье до пят, а длинные волосы были красиво собраны на затылке. И ее кто-то обидел.
— Взрослые, — подруга содрогалась от рыданий, — это все они со мной сделали. Испортили меня. Трогали везде, где только можно.
Мишель прижала ее к себе. Гладила по вздрагивавшей спине. И не знала, чем еще могла помочь подруге.
— А давай… давай отомстим им? — как-то зловеще произнесла Кира. Взгляд ее казался полубезумным, ведь в полутьме ее очи блестели, словно сталь.
Мишель испугалась. Бить мальчишек — это одно. Нападать на охрану и сотрудников — совсем другое. Могут ведь и покалечить. И лекарствами напичкать. Будет потом пена с уголка рта свисать, а речь станет несвязной. Такое уже случалось с одним мальчиком, который каким-то чудом украл нож, а потом воткнул в шею охранника. В полубессознательном состоянии его увезли из приюта, но лицо врезалось в память. Безвольное, слюнявое, отрешенное.
— Давай покажем, что мы не такие уж красивые? Что мы пацаны в юбках. Что скажешь, а? — от горящего взгляда подруги становилось не по себе.
Но Мишель согласилась. Так она обкорнала себя до линии подбородка, а челку отстригла ровно над бровями. И проделала то же самое с Кирой.
Впрочем, довольно скоро ребячество закончилось. И Кира закрутила роман с одним из парней. В один из вечеров она заявилась к Мишель, читавшей учебник по логике. Подруга же попросила о кое-чем не вполне логичном.
— Миш, я совсем не умею целоваться, — всплеснула руками Кира. — А у меня свидание намечается. Пожалуйста, помоги мне потренироваться.
— Ладно, — пожала плечами Мишель. — Что ты от меня хочешь?
— Побудешь… ну… моим парнем?
Все это выглядело таким непонятным. Но Мишель прекрасно помнила, как отложила в сторону учебник. Она хотела казаться равнодушной, но ей с трудом удалось подавить волнение.
Кира притянула лицо подруги к себе и накрыла ее губы своими. И так несколько раз, пока подруга не попробовала высунуть язык. Мишель сочла это непристойным, но решила и дальше помогать Кире, приоткрыв рот. И когда их языки соприкоснулись, Кира ненадолго отстранилась, улыбаясь от уха до уха. И тут уже Мишель накрыла ее губы своими, сливаясь в поцелуе, прикрыв глаза. Лишь когда Кира стала поднимать ее свитер, Мишель опомнилась и отстранилась.
— Мы немного увлеклись, — смущенно пробормотала будущая студентка.
— Прости, — смущенно произнесла Кира. А затем собрала вещи и выскользнула в коридор.
Той ночью она так и не пришла, а наутро поблагодарила за урок. У нее все получилось.
Как и у Мишель, сдавшей экзамены на высокие баллы. Она поступила в престижный Авалонский университет и получила комнату в общежитии. Одноместную. Обняв Киру на прощание, не испытывая ни капли сожаления, Мишель покинула равнодушные стены, в которые почти не заглядывало солнце.
Авалон поразил блеском крыш и дымящими трубами. Пар, всюду пар. А еще — куча дирижаблей и паромобилей. Улицы просто кишели ими. А еще у Мишель появилась свобода. Она порой выходила в город, гуляла, смотрела на запрятанную за изгородь природу. Немало времени проводила за книжками.
А еще у нее появился любимый преподаватель. Очень умный мужчина, уверенный в себе и знаниях, которыми делился со студентами. Увы, мало кто его слушал по-настоящему, вдумчиво, пытаясь разобраться в смысле произнесенных фраз.
Мишель помнила, как познакомилась с «Миднайтером». Она стояла в очереди в столовой. Очередь двигалась медленно, студенты и преподаватели переступали с ноги на ногу, ожидая возможности сделать заказ.
— Мне не нравятся современные отношения. Этот мир, в котором ты боишься потерять только одного человека — того, который стоит впереди тебя в очереди, — произнес мужчина, стоявший за Мишель. Она развернулась и столкнулась с его лукавой улыбкой, тут же запавшей в душу.
Так Миша познакомилась с замечательным преподавателем. Он учил логике и ораторскому мастерству. Да, он был в какой-то степени теоретиком. Но он не отрывался от практики, не витал в облаках. Он рассказывал о заумных вещах будничным тоном и не старался удивить публику витиеватым слогом. Но самое главное, что дал Дэн — науку понимать. Он просил в первую очередь думать, а потом делать.
— Так вы избежите если не всех проблем, то многих, — любил повторять «Миднайтер».
На кафедре он часто вертел Часы Судного Дня. Говорил, что люди все время спешат, и ход секундных стрелок для них становится не таким важным. Потом под расстрел идут минуты. От часов отмахиваются уж совсем небрежно. И тогда наступает катастрофа.
— Каждый миг по-своему ценен. Но ты можешь понять это лишь в момент переживания, — объяснял простую логическую цепочку Дэн на обыденном примере. И Миша понимала, жадно ловила каждое слово, подробно конспектировала лекции, стараясь уловить течение мудрости.
Но на семинарах царила еще более веселая атмосфера. «Миднайтер» относился к студентам панибратски, опускаясь до их уровня. Мишель не одобряла такого подхода, считая, что таким образом учитель подрывает авторитет. Но он и не хотел казаться кем-то высшим, наделенным властью и правом наказывать.
— Сегодня я вам расскажу о борьбе полов, — как-то раз Дэн начал занятие с весьма щекотливой темы.
— Докажете, что следуя логике, все бабы — дуры? — заржал один из парней, сидевших на задней парте.
— Нет, что мужики — козлы, — прошипела блондинка с нарощенными бровями, чей папа владел парой заводов в Авалоне.
— О, нет. Я просто расскажу о том, что ущемление часто является не более чем фантазией воспаленного мозга, — ухмыльнулся Дэн. — Итак, возьмем банальную ситуацию. Семья. У пары родилось двое детей. Один из них — мальчик. Какова вероятность, что второй ребенок — тоже мальчик?
— Пятьдесят на пятьдесят, — безапелляционно заявила блондинка.
Мишель пробуравила ее недовольным взглядом. Вечно лезут такие… Но что-то в ее словах было такое, логичное, чего даже не скажешь по глупой мордашке.
— Верно, — кивнул Дэн. — Клэр продемонстрировала нам пример из логики. Хорошо. Но вот давайте чуть углубимся в частности. У нас какие могут быть варианты? Двое братьев, брат и сестра. Но может быть старший брат и младшая сестра, и наоборот. Сколько получилось вариантов?
— Три, — вырвалось у Мишель.
— В точку. Соответственно, шанс, что второй ребенок у пары мальчик, равен одному из трех. И это тоже логично.
Студенты так и застыли с открытыми ртами, не зная, что сказать на это.
— А причем тут дискриминация? — медленно соображавший парень с последней парты вновь подал голос.
— И один из двух, и один из трех являются логичными вариантами. Вы просто придумываете вариант, а потом ищете его обоснования. Находите, считаете верным. Но не учитываете разные факторы, — Дэн подошел к доске. — Итак, если мы будем исходить из простого примера, то каждый человек либо считает, что его права ущемляют, либо нет. Итак, какова вероятность?
Один из двух. А если тот, кто считает, что права ущемляют, говорит, что ущемление фиктивное, на бумаге? Тогда фактически ущемляются права одного из четырех.
Мишель вовремя спохватилась. Она поняла, что внушить можно какую угодно мысль, если построить грамотную логическую цепочку. Это пугало.