— Ага, а если с вами что-то случится? — взбрыкнула Мишель.
Вечная ее заботливость. Надежда на собственные сверхсилы. Но в прошлый раз они не уберегли Зейна. Каждый должен был подумать и о себе, и о своей жизни. Не малые дети, все-таки.
— Поверь, судьба миллионов значит больше нескольких десятков, — произнесла Эллисон. — И еще… мы встретимся. И объединимся вновь, будто не разлучались. Мы с Пиксель нагоним вас на трассе. Ждите нас через четыре дня за Сары-Тау, не дольше. Если не прибудем на место вовремя, отправляйтесь дальше без нас…
Эллисон говорила быстро и пламенно, пытаясь убедить Избранную. Вот только сердцу не прикажешь, и разлука была немила обеим.
— Хорошо, на рассвете мы расстанемся. Но если вас не будет на назначенном месте вовремя… пеняйте на себя, — протянула руку Мишель, соглашаясь с предложением автогонщицы.
*****
Зейн очнулся не с первыми лучами солнца. Он потянулся, огляделся и лишь тогда понял, что проснулся не в привычном месте для ночлега.
— Мы покинули лагерь? — покрутил головой по сторонам парень. — А где Пиксель? И Эллисон?
— Ушли спасать Рикки, — пробормотала Мишель, разминая затекшую шею.
— Одни?
Мишель кивнула. Эх, если бы не тот дурацкий репортаж… Если бы не Ледяная Королева, так не вовремя развязавшая войну… Избранная еще не успела помочь многим, не успела понять свою силу, а ее уже гнали все дальше и дальше, к заветной цели.
Мишель хотела узнать, сколько уже мертвецов нашли пристанище даже не в гробах — в земле. Ей хотелось узнать цену своих ошибок. Потому она неслась со всех ног. Но рано или поздно лес кончится, а что за ним — не ведает никто. Не знающая дороги, она представлялась легкой мишенью. Действительно ли от нее многое зависело в этой схватке? Неужели гибель многих была предначертана каким-то древним пророчеством? Повезло мудрецам, от которых остались лишь кости. Легко рассуждать о тех, кто покинул бренный мир, и о тех, кто еще не появился на свет. Их нельзя застать, чтобы пообщаться. Они кажутся безликими галочками на полотне жизни, галочками, до которых никогда не добраться, какие тесты ни решай.
Безжизненная, сухая статистика. Родился тогда-то — умер тогда-то. И все. Записали и пошли дальше. А вот когда ты знаешь, что умер твой ровесник, с которым мог бы связаться, если бы не злодейка-судьба…
Но Мишель не узнает о жертвах войн. Не сейчас. Возможно, Эллисон специально увела Пиксель, лишь бы Миша не получала негативных весточек с фронта. Избранная не ощущала себя таковой, предпочитая отмалчиваться за несколько тысяч километров от военных действий.
А что потом? Когда война доберется до Авалона, Ктесифона, Сары-Тау, Московии? Как она сможет посмотреть в глаза даже тем людям, которых видела от силы пару секунд, просто столкнувшись на улице?
На эти вопросы у Мишель не было ответа. Она предпочла бы не думать об этом, но совесть слишком сильно мучила ее. За что ей такое наказание?!
— Впереди какая-то колымага ковыляет, — вывел девушку из раздумий голос Зейна. — Видишь струю дыма, поднимающуюся к небесам?
Мишель кивнула. Конечно, она видела, как темный ручеек поднялся к облакам и постарался слиться с ними.
— Посмотрим, что это? — предложил Зейн. — Может быть, и нас довезут до ближайшего города.
Мишель вспомнила, что деньги остались у Эллисон. Да и сколько их оставалось-то? Не шибко много. А уж куда потратил выигрыш Зейн — тайна за семью печатями. Билеты на паровоз вышли недешевыми, новые вряд ли получится купить. В карманах гуляет перекати-поле.
— Только нам не с чем с ними расплатиться, — озвучила сомнения Миша. — Вряд ли они подберут людей, которые ничем не могут быть полезны.
— Вот тут ты ошибаешься, — укоризненно произнес Зейн. — Ладно, я буду ловить попутку, а ты притворись обеспокоенной родственницей. Будешь подыгрывать мне.
Актриса из Мишель была никудышная. Это Эллисон могла выдать себя за ту, кем не являлась. А у Зейна был хорошо подвешен язык. Она же могла играть роль только Избранной, выдавая себя за спасительницу мира.
Вдали действительно ехала старая колымага, разваливающаяся на ходу. Эллисон побрезговала бы ездить на этой машине, предпочтя ей верблюда. Но в почтенном возрасте и к таким колымагам привыкаешь, ибо ничего особенного от жизни уже и не нужно.
Зейн подошел к краю трассы и замахал здоровой рукой. Он изредка поворачивался обожженной стороной, и больная рука вихляла, не прижатая к телу. Парень пытался давить на жалость. И как же это Мишель сразу не поняла! План оказался хитрым, но легко читаемым. И, тем не менее, Зейн не брезговал давить на жалость и сострадательность. Это только Мишель могла корчить из себя солдата, которому помощь никогда не нужна. Зейн же верил в людей куда больше…
— Извините, но вы не могли бы подбросить нас к больнице? — Зейн морщился, будто получил рану несколько минут назад.
Мишель заглянула через его плечо. За рулем колымаги сидел перепуганный дедуля, а рядом с ним, нахохлившаяся и укутанная в несколько шалей, расположилась бабуля. Милая семейная пара возвращалась с дачи в родной город.
— Мы с сестрой часто выезжаем поохотиться, но вот зацепило нас в этот раз, — Зейн отошел в сторонку, давая пожилой чете возможность посмотреть на Избранную. — Сестра мне обработала рану, но мне нужно показаться в больнице…
— Ох ты бедненький, — сложила пальцы бабушка. — Конечно, мы тебя подбросим, милок. Негоже прозябать в глуши. Ишо инфекцию какую подхватишь, растудыть ее!
Зейн благодарно поклонился, но продолжал держать зубы сцепленным. Ох уж этот маскарад! Дедуля не особо верил в рассказ светловолосого паренька, постучал пальцами по рулю, и лишь когда получил тычок под ребро от бабульки, завозился.
— Сейчас помогу вам разместиться… — пробурчал дед, вылезая из колымаги. — Только вы не смотрите на то, что у нас куча хлама валяется на задних сидениях.
— Мы ребята привычные… — махнула рукой Мишель.
— Простите, если что-то запачкаю, — перебил ее Зейн. — Мне обожгло руку, когда мы с факелами гнали медведя.
— Ну, уж не заляпай кровью ковер, он дорогущий, — пробурчал дедуля под неодобрительную кряжистую болтовню старухи.
Они ехали минут тридцать, за которые Мишель смогла узнать, что ближайшим к лесу является маленькое село со странным названием «Гранд-Сарай». Некогда там жила татарская диаспора, а теперь осталось лишь несколько русских семей.
— Но село наше непростое, — сказал дедуля, тормозя у первого дома. — У нас есть и знахарь и лекарь в одном лице, а еще у нас есть фокусник заморский.
— Гастролер, тудыть его, — поддакнула старуха.
— Туману напускать любит, фокусы проворачивает. Раз уж попали к нам, сходите на представление, не пожалеете.
Мишель поблагодарила их за помощь. Только вот, увы, Зейна и взаправду дед повез к знахарю. Миша осталась с бабкой с глазу на глаз. Ей было неудобно стеснять пожилых людей, и она заверила, что найдет у кого остановиться.
— Постоялого двора у нас нет, дочка, — махнула рукой старушка. — Останешься у нас.
— Давайте тогда хоть чем-то помогу, — засучила рукава Мишель.
— Это можно.
Приоткрыв дверцу калитки, бабуля пропустила ее в свои владения.
*****
Мишель вспомнила детдомовские годы, но, к счастью, только положительную сторону. Они, будучи детьми, часто стирали одежду вручную, раскатывали тесто, пекли пироги, а изредка ходили через несколько кварталов к колодцу, откуда черпали воду жестяным ведром. Оно противно ударялось о края колодца, звенело и гремело, а эхо превращало эти звуки в зловещую какофонию, от которой закладывало уши. Впрочем, у бабули Дженнифер Миша научилась полоть сорняк. С тяпкой наперевес, она прохаживалась вдоль бурьяна, и лишь благодаря сверхсиле, без устали, но в поте лица, рубила сорняк под корень. Правда, к концу дня ощущала ломоту в пояснице. Все ж ходила, не разгибаясь, вот и нашла себе проблему.
Зато Зейн приехал раскрасневшийся и веселый. Но не от паров алкоголя. Его как следует пропарили в баньке, а рану обработали должным образом, и она теперь покоилась под толстым слоем бинтов и перевязок.