– Мне нравится быть с тобой. И ругаться тоже. И… ревновать. Не убегай от меня. Даже если сильно хочется. Поняла? Я ведь все равно найду тебя. Из-под земли достану. Верну себе. Потому что ты только моя. Запомни, Маша!
Она ничего не ответила. Однако я успел заметить, как уголки ее губ потянулись вверх.
– Тогда не отходи от меня сам. Будь рядом всегда, а то, кто зна… – договорить я ей не дал. Наклонился и впился в сладкие губы. Жадно сминал их, касался языком. Мы дышали друг другом, растворялись друг в друге. Я запустил руки под майку Маше, скользил пальцами по ее горячей шелковистой коже.
Она сводила меня с ума.
Такие мимолетные прикосновения, а тело уже изнывало в долгожданной дозе. Возбуждение не давало мыслить разумно. Но пришлось сдержаться. Только с каждым разом сдерживаться было тяжелее.
41.2
Мы вернулись к общему столу. Маша больше не злилась, наоборот, заулыбалась, разговорилась. Хотя и без особого желания шла обратно. Вообще, моя бы воля, утащил бы ее в комнату на второй этаж, и пошли все к черту. Но стоит поужинать, иначе останемся голодными. И так с обеда не ели.
К моменту, как мы оказались у стола, ребята уже дожарили мясо. Болтали во всю, притащили колонку, включили музон. Не громко, однако атмосфера уже другая. Более теплая, что ли.
Я усадил Машу в кресло, а сам пошел накладывать вкусности на тарелку. Леха снова начал предлагать выпивку, а Алиска опять включила песню о старом. Уварова следила за нами, за тем, как я реагирую на Серебрянскую. И совру, если скажу, что меня не заводила ее ревность.
– Давайте, что ли, за сегодня бахнем? – предложил Тоха. Народ моментально поддержал. Они вообще любители выпить. Кроме Арса разве что. ЗОЖник наш.
– Тим, нальешь? – Алиса выставила передо мной стакан, пока я разбирался с мясом. Многозначительно захлопала ресницами, расплываясь в загадочной улыбке. Я снова глянул на Машу. Осторожно, чтобы она не заметила.
Никогда не думал, что буду кайфовать от чьей-то ревности. Кажется, у нас на пару собственнические инстинкты.
– Сама себе налей, – буркнул, обходя ее стороной. Серебрянская, откровенно говоря, открыла рот. Но ничего не сказала. Она вообще никогда не дерзила. В этом плане все отличались от Маши. Только Уварова могла вставлять мне палки в колеса. Только у нее хватало смелости стоять на равных. И это был один из ее плюсов.
– Держи, – протянул я тарелку с едой, разглядывая ее. Такая маленькая, худенькая, ну Дюймовочка не иначе.
– Мне?
– Нам, вставай.
– Зачем? – не поняла она, смотря на меня снизу вверх. Народ галдел о чем-то на фоне. Однако я отчетливо ощущал на себе взгляд Алиски. Тяжелый и раздраженный. Наверное, надо было давно поставить точку в отношениях с ней. Хотя разве это можно было назвать отношениями? Одноразовый секс–марафон никогда не был для меня чем-то особенным. Я вообще только рядом с Машей ощутил, что значит слово «пара». Когда постоянно на телефоне, когда жаждешь услышать ее голос, когда бесишься, что у ее кофточки крутой вырез и не понимаешь, почему не можете увидеться.
– За шкафом, вставай.
– Офигел? – прикрикнула Маша. Ребята вмиг замолчали. Даже музыка потухла. Не привыкли, чтобы кто-то дерзил мне подобным образом. Вообще друзья хоть в глаза не говорили, но шептались о нас с Уваровой. Не понимали, видите ли, почему я выбрал не Алиску. Все ж думали, мы, типа, вместе. Чем думали, правда, непонятно. Да и не позволял я девчонкам такой тон в свой адрес. Никому. Так было раньше. До моей ненормальной. С ней жизнь перевернулась с ног на голову.
– По заднице получишь, Уварова, – прорычал я.
– А ты по шее, – не растерялась она, но все же поднялась. Я уселся в кресло и потянул Машу за руку.
– Что ты… – пролепетала робко, оказавшись у меня на коленях. Опять смутилась. Забавная до чертиков.
– Какие-то проблемы? Запрещаешь?
– Посмотрим на твое поведение, – кокетничала Маша.
Вечер вдруг приобрел ламповую атмосферу. Разговоры хоть и стекались к прошлому, но Уварова больше не обижалась. Я не отпускал ее из своих объятий. Сначала мы вместе ели из одной тарелки, потом я отбирал у нее стакан с вином. Маша даже подскочила, и вот тут народ реально офигел. Когда гордая птица – Тимур – начала бегать за своей скромной мышкой.