Девочке, которую она держала на руках, было от силы годика три. Такие же настороженные, как у матери, глаза, но волосы цвета только что разрезанной тыквы, а крошечная мордашка размером с гусиное яйцо вся усыпана абрикосовыми веснушками. Ничем не примечательное маленькое семейство — по крайней мере, с первого взгляда; и все же я не могла отделаться от мысли, что есть в них нечто такое, чего я пока как следует разглядеть не в силах, некий слабый свет вроде того, что исходит и от меня самой…
Во всяком случае, подумала я, это явно стоит включить в коллекцию.
Женщина посмотрела на часы и крикнула:
— Анни!
В дальнем конце улицы Анни только рукой махнула — то ли от избытка чувств, то из чистого непослушания. Я заметила, что над ней вьется нечто вроде сияющей дымки, синей, как крыло бабочки, что лишь подтвердило мою уверенность в том, что им есть что скрывать. И в малышке тоже явственно чувствовался этот потаенный свет, а уж что касается матери…
— Вы замужем? — спросила я.
— Вдова, — сказала она. — Уже три года. Я после этого сюда и переехала.
— Вот как, — пробормотала я.
Вряд ли это правда. Чтобы казаться вдовой, мало черного пальто и обручального кольца; Янна Шарбонно (если это, конечно, ее настоящее имя) вдовой мне отнюдь не кажется. Других она, возможно, и сумела бы обмануть, но я-то вижу значительно глубже.
Да и зачем ей подобная ложь? Это же Париж, я вас умоляю! Здесь никого не отдают под суд за отсутствие брачного свидетельства. Интересно, какую маленькую тайну она скрывает? И стоит ли моих усилий раскрытие этой тайны?
— Нелегко, должно быть, тут магазин держать? — спросила я.
Монмартр ведь похож на странный маленький остров из камня — здесь особые туристы, особые художники, особые, совершенно средневековые, сточные канавы, особые нищие. Здесь даже выступления стриптизеров проходят по-особому, прямо на улице, под липами, а на симпатичных улочках по ночам вполне могут и бандиты напасть.
Янна улыбнулась.
— Здесь вовсе не так плохо.
— Правда? — удивилась я. — Но ведь теперь, когда мадам Пуссен умерла…
Она отвела глаза.
— Хозяин этого дома — наш друг. Он не выбросит нас на улицу.
Мне показалось, что она слегка покраснела.
— Неужели дела здесь и впрямь идут неплохо?
— Могло быть и хуже.
Ну да, туристы всегда готовы купить что-нибудь, даже если цена немыслимо завышена.
— Но, в общем, состояния мы здесь, разумеется, никогда не сколотим…
Что ж, я так и думала. Даже и стараться не стоит. Она, конечно, храбрится, но я-то вижу и ее дешевую юбку, и обтрепавшиеся обшлага на пока еще очень приличном пальтишке девочки, и выцветшую, неудобочитаемую деревянную вывеску над входом в лавку.
И все же было нечто странно привлекательное в этой витрине, загроможденной коробками и жестянками и украшенной по случаю Хэллоуина ведьмами и чертями из темного шоколада и цветной соломки, пухлыми тыквами из марципана и бисквитными черепами, обмазанными кленовым сиропом. Пока что я лишь это сумела разглядеть в щель между полузакрытыми ставнями.
И еще меня манил запах — чуть горьковатый запах яблок и жженого сахара, ванили и рома, кардамона и шоколада. Не могу сказать, что я так уж люблю шоколад, но все же от этого запаха у меня просто слюнки потекли.
Попробуй. Испытай меня на вкус.
Едва заметно шевельнув пальцами, я начертала в воздухе символ Дымящегося Зеркала — которое также называют Глазом Черного Тескатлипоки,[19] — и витрина на какую-то долю секунды ярко осветилась.
Моей собеседнице явно стало не по себе — она, видимо, тоже заметила эту вспышку, а малышка у нее на руках тихонько засмеялась, точнее, мяукнула и потянулась к витрине ручонкой…
Интересно, подумала я. И спросила:
— А что, вы все эти шоколадки сами делаете?
— Когда-то все сама делала. Теперь — нет.
— Нелегко вам, наверное, приходится.
— Ничего, я справляюсь.
Хм… очень интересно.
Но действительно ли она справляется? И будет ли справляться теперь, после смерти старой хозяйки магазина? Что-то я сомневаюсь. Нет, судя по ее виду, она с чем угодно способна справиться — такой у нее упрямый рот и спокойный взгляд. И все же есть в ней некая слабина. Некая слабость… А впрочем, может, как раз сила?
Нужно быть очень сильной, чтобы жить вот так, в одиночку поднимая в Париже двоих детей, все время и силы отдавая бизнесу, доходов от которого в лучшем случае едва хватает, чтобы заплатить за аренду помещения. Нет, ее слабость заключается совсем в другом. Это, во-первых, младшая дочка. Она за нее очень боится. Она за них обеих боится и цепляется за своих девочек так, словно их ветром унести может.
19
Тескатлипока («дымящееся зеркало») — в мифологии индейцев Центральной Америки божество, вобравшее в себя черты многих древнейших богов, в том числе бога грозы и ветра Хуракана. Он выступает в качестве бога ночи, покровителя разбойников и колдунов, олицетворяет зиму, север и ночное небо. Его двойник — ягуар. Тескатлипока считается как благодетельным, так и зловредным божеством: он и творец мира, и его разрушитель; он судья, видящий все в ночи, и мститель за все злое, вездесущий и беспощадный. Исходно он был, видимо, хтоническим богом подземных сил и вулканов. Изображается с черным лицом (в качестве бога ночи), на которое иногда наносятся желтые поперечные полоски или пятна (как на шкуре ягуара). Его символ — зеркало с завитком дыма, в котором он может видеть все на свете. Иная его ипостась — красный Тескатлипока, слившийся с ним в процессе синкретизации с Шипе-Тотек, ацтекским божеством весенней растительности и посевов.