Квентин сказал не все: еще он очень плохо слышал, словно уши ему заткнули ватой, носовые пазухи горели так, будто он вчера целый день нюхал красный перец, а из глаз от постоянной рези текли слезы. Квентин расплачивался за бессонную напряженную ночь.
– Выпей аспиринчику, – посоветовал Нат.
– Да, обязательно, – улыбнулся Квентин, хотя хорошо знал, что лекарства в данном случае бессильны. Нужны день-два покоя, и все пройдет само.
Нат направился в сторону главного корпуса, оставив Руппе и Квентина подозрительно разглядывать друг друга. Они стояли в разных концах длинного прохода. Квентин знал, что Руппе было чем заниматься: работы на конюшне всегда хватало с избытком – тридцать с лишком лошадей требовали едва ли не постоянного ухода, а три здания, в которых они находились, – регулярной уборки. Лошади уже начали проявлять беспокойство, били копытами и фыркали, нетерпеливо ожидая утреннего корма. В любую минуту должны были прийти помощники Руппе.
Рядом с дверью висело расписание, из которого Квентин узнал, что на сегодня у Руппе назначены три верховые прогулки с отдыхающими и семь классов верховой езды для начинающих, желавших в будущем не дрожать от страха в седле, а держаться уверенно.
У Руппе явно не было времени ни торчать все утро перед Квентином, ни скандалить с полицейским. Вместе с тем он собирался в случае необходимости не ударить в грязь лицом – уронить достоинство старшего конюха в его планы не входило. Уходить отсюда, сдавать позиции он не намеревался.
Такой тип людей Квентину был знаком, за годы работы в полиции он частенько с ними сталкивался. Однако Нат прав – ему не следует допрашивать Руппе здесь и сейчас.
Фактически Нат намекал ему, что необходимости в спешке нет – со дня исчезновения Мисси прошло двадцать пять лет, и несколько лишних часов ничего не изменят.
«Возможно», – подумал Квентин.
Однако беспокойство прошлой ночи как-то сразу переросло у Квентина в нетерпение. Способствовали этому рассказ Дайаны о ее разговоре с Бекки, сообщение о потайном месте и мрачное предзнаменование. Значит, собственные предчувствия его не обманывали.
«Оно идет».
Квентину понадобилась вся сила воли, чтобы не последовать за Дайаной, когда она по залитой светом дорожке отправилась к себе в коттедж переодеваться, и не продолжить расспросы. Потому что двадцать пять лет назад то же самое ему сказала Мисси.
В тот день, когда он в последний раз видел ее живой.
Элли Уикс жевала тост, запивая его горячим чаем. Вообще-то ей очень хотелось крепкого кофе, входившего в ее обязательный утренний рацион, но она знала, что беременность и кофе – вещи несовместимые, по крайней мере для нее. Кроме того, крепкий чай сдерживал тошноту. А тут еще управительница Пансиона, старая жаба миссис Кинкейд, в последнее время прямо глаз с нее не спускает. Элли не могла себе позволить сделать что-либо такое, что вызвало бы у нее хоть тень подозрения.
Элисон Макон, сидевшая рядом с ней, положила руку на спинку ее стула, нагнулась и зашептала:
– Ты слышала? Ну, о том, что у нас прошлой ночью стряслось.
Элли, равнодушно кивнув, безучастно ответила:
– Да. Старые кости нашли в каком-то саду.
Элисон была явно разочарована тем, что не смогла первой открыть Элли жуткую новость, но решила добавить драматизма:
– Не кости нашли, а скелет мальчика. По часам узнали. Я сама слышала!
– Не повезло мальчонке, – ответила Элли, занятая собственными горькими мыслями.
– А знаешь, Элли, полиция говорит, что его убили.
– Очень давно, – кивнула Элли.
– Ну и что? Разве ты не боишься?
– А почему я должна бояться?
От неожиданной простой мысли Элисон пришла в замешательство:
– Но ведь в Пансионе может находиться убийца!
– Не волнуйся. Он давным-давно отсюда уехал, если и был. На кой черт ему околачиваться здесь? Ждать, когда его поймают?
Элисон заерзала.
– А я все-таки боюсь.
– Тогда не выходи никуда за пределы Пансиона. Не гуляй по дальним тропинкам.
– Слушай, Элли, тебе действительно не страшно?
– Нет, не страшно. Зачем какому-то убийце оставаться тут? И чего это я должна о нем думать? У меня своих забот полон рот, – еле слышно проговорила она.
«Нет уж, что угодно, только не рожать. Да и как я одна воспитаю ребенка? Аборт? Господи, на него у меня тоже денег нет. Да и не хочу я делать аборт. А что же тогда мне делать?»
– Какая ты все-таки смелая! – восхищенно проговорила Элисон.
– Да уж... – Элли допила чай, надеясь, что он приглушит тошноту, отодвинулась к стене, посмотрела на часы: – До начала работы еще пятнадцать минут. Пойду на крыльце постою, подышу свежим воздухом. Встретимся на выдаче белья.
Элисон рассеянно кивнула, так как заметила другую свою подругу, тоже горничную, которая скорее всего не слышала о кошмарной находке.
Элли поднялась и демонстративно, чтобы заметила миссис Кинкейд, посмотрела на часы. Девушка, мысли которой заняты исключительно работой. Остановилась на секунду, подумала, приняла решение. Элли вышла из столовой торопливо, деловой походкой человека, знающего, куда он идет и зачем.
Столовая для прислуги находилась в подвале, рядом с кухней, прачечной, кастелянской и другими службами. Здесь же, в этом крыле, было несколько комнат, которые предоставлялись тем из работников Пансиона, у кого не было своего жилья.
Одну из таких комнатушек занимала Элли. Пока занимала. Потому что как только миссис Кинкейд заметит или пронюхает, что она ждет ребенка, ее вытолкают отсюда взашей. Старая ханжа не потерпит того, что, по ее мнению, является распутством. «Как?! Что?! У незамужней девушки ребенок! У нас в Пансионе?» Элли понимала, что ей еще крупно повезет, если она получит расчет. В худшем случае дадут полчаса на сборы и пинок под зад. Вот тогда-то все самое интересное и начнется. Ни дома, ни работы. И всем будет на нее абсолютно начхать.
«Здорово получается», – подумала она.
Элли прошла мимо двери своей комнаты, даже не заглянув туда, а направилась прямиком к служебному входу. Там, на земле, рядом с короткой бетонной лестницей, стояло металлическое ведерко с песком, утыканным окурками.
Сейчас на крыльце никого не было. Элли осторожно осмотрелась и, не увидев никого поблизости, сунула руку в кармашек форменной кофточки, достала мобильный телефон и бумажку с номером, записанным дрожащим почерком. Очень непросто было достать этот номер. Частная информация на постояльцев Пансиона, а тем более на очень важных персон, хранилась в специальном ящике в столе директрисы. Запертом, разумеется. Правда, все служащие знали, в каком, и это отчасти облегчало задачу. Не одна горничная уже пыталась добраться до этого ящика – не без причины, естественно, – но все их старания оказывались тщетными.
Как только первый тест на беременность оказался положительным, Элли заметалась. Едва ли не ежедневно она оказывалась возле кабинета директрисы, иногда подслушивала, о чем там говорят, но недолго. Задерживаться было опасно. Там ее и заметила миссис Кинкейд. Она очень удивилась, увидев Элли, тем более что делать ей там было совершенно нечего. Элли чувствовала, что именно из-за этого случая старая мымра теперь так подозрительно щурится на нее.
В общем, страху девушка там натерпелась достаточно. Но хоть не напрасно страдала. Ей в конце концов повезло – проходя в сотый, наверное, раз мимо кабинета директрисы, Элли толкнула дверь, и она дрогнула. Девушка прошмыгнула внутрь.
Заветный ящик был закрыт, но отчаяние и безрассудство помогли Элли – трясущимися руками она поковыряла в замке заранее припасенным небольшим гвоздиком, и тот подался. Девушка осмотрела замок – видимых повреждений не осталось. По крайней мере она их не заметила.
Элли неподвижно постояла на крыльце с минуту, глубоко вздохнула и стала набирать номер.
Ей и теперь повезло, она попала на его голосовую почту, – с ним самим разговаривать пока не хотелось.
– Привет. Это Элли из Пансиона. Помнишь? Извини, что беспокою, но мне нужно сообщить тебе что-то очень важное. Не хочу доставлять тебе беспокойство, честное слово.