— Нет.
— Почему?
— А что я мог ему сказать? — Он спокойно приблизился к ней. Его улыбка немного потеплела, но в углах рта таилась скрытая насмешка, и от нее это не укрылось. — Например, то, что я принял на себя ответственность за заключенную, утверждающую, что она — дама знатного происхождения? Что моя новая экономка — упрямая, рыжеволосая маленькая злючка со способностями к сценическому искусству и склонностью нарываться на неприятности? О, нет! Обо мне бы подумали как о самом последнем идиоте, если бы я рассказал об этом. А над вашей историей только посмеялись бы.
Джонатан не признался, однако, даже себе в том, что была еще одна причина. Гораздо более важная.
— Если вы действительно считаете, что я лгу, если вы верите, что я воровка и женщина… легкого поведения, тогда почему, сэр, вас обеспокоило, что майор Битен получит от меня то, что он хотел? — решительно спросила она. Чувствуя, как яркая краска выступила у нее на щеках, она, преодолевая испуг и смущение, гордо подняла голову и бросила на Джонатана обвиняющий взгляд. — Почему вы грозились убить его?
— Кем бы ни была женщина, — ответил Джонатан спокойным, ясным тоном, — она тем не менее не заслуживает такого зверского обращения.
— Выходит, вы назначили себя опекуном всех женщин в порту, кому выпала подобная судьба? Вы и их спасете? Обеспечиваете ли вы им прибежище и позволяете ли брать напрокат подобные наряды? — закончила Алекс, подчеркнув последнюю фразу и указывая на свое роскошное платье.
— Остальные женщины не на моем попечении. А одежда взята не напрокат.
— Что?
— Эти вещи я купил для вас вчера, — откровенно признался он. Его глаза потемнели до цвета нефрита, когда он вновь с нескрываемым одобрением посмотрел на Алекс. — Я рад убедиться, что потратил свои деньги не зря.
— Но почему… зачем вы сделали это? — Ее глаза округлились. Она задержала дыхание, когда он еще ближе подошел к ней.
— Потому, моя дорогая мисс Синклер, что я не мог больше выносить вида этой проклятой тюремной робы.
— А я-то и не знала, капитан Хэзэрд, что мой внешний вид имеет для вас такое значение.
— Вполне естественно, что так и должно быть, поскольку в течение следующих семи лет мне придется ежедневно смотреть на вас, — подтвердил он свою мысль, сардонически подняв одну бровь.
— Но этого не будет, если мои попытки убежать увенчаются успехом, — возразила она. Но уже в следующую секунду с губ ее слетел слабый крик — так порывисто и так крепко он схватил ее за руки.
— К черту, женщина! Неужели вы еще не получили урок? — резко спросил он. Его взгляд безжалостно впился в яркий сине-зеленый огонь ее прекрасных глаз, а по его лбу пролегла мрачная морщина. — Какой же дьявол должен убедить вас, что побега быть не может?
— Я уже однажды вам сказала, что никогда добровольно не отдам себя в цепи рабства! — Она подняла руки, чтобы толкнуть его в грудь, но он перехватил их.
— Я полагал, что вы уже достаточно страдали, чтобы стать разумной женщиной. По-видимому, я ошибался.
— Не прикасайтесь ко мне! — приказала она, повышая голос. В ней снова проснулась ярость. — Вы не имеете права прикасаться ко мне, никакого права! Или вы хотите доказать, что вы такой же, как майор Битен?
Алекс сразу же охватило раскаяние за вырвавшиеся у нее слова, ибо она понимала, насколько несправедливо это сравнение. Но было уже слишком поздно.
Ее слова обожгли Джонатана, как пощечина.
В нем вспыхнула ответная ярость, но он сумел сдержаться. Даже снисходительная улыбка мелькнула на его губах, когда он разжал руки и выпустил ее. Мгновения тянулись бесконечно долго, пока они смотрели друг на друга, словно два противоборствующих бойца в необъявленной, но от этого не менее реальной войне. В комнате слышалось лишь мягкое потрескивание горящих в камине дров да тиканье часов, стоящих на каминной доске. Воздух был настолько насыщен напряженной враждебностью, что казался осязаемым.
Алекс замерла в ожидании реакции Джонатана. Глаза у нее были расширены, дыхание сбивалось и пропадало. Когда он заговорил, ее сердце пронзила внезапная необъяснимая боль.
— Вы на обеих лопатках, леди Алекс, — протяжно произнес он. Лицо его приобрело холодное, замкнутое выражение. Не сказав больше ни слова, он повернулся и тремя широкими, гневными шагами преодолел расстояние до двери комнаты.
Джонатан уже закрывал за собой дверь, когда Алекс совершила поступок, обернувшийся для нее фатальной ошибкой.
— Я не возвращусь на плантацию вместе с вами, — поспешно произнесла она ему вдогонку. — Я не намерена уехать из Сиднея, пока не переговорю с губернатором.
Джонатан замер. Он медленно повернулся. Его глаза яростно впились в нее, но лицо оставалось каменно спокойным, только на чисто выбритых щеках дергался один-единственный мускул.
— Вы поступите так, как я говорю, — приказал он убийственно холодным тоном.
— Я обращусь за помощью к мистеру Теннеру, возможно, даже к его жене, — сказала Алекс, незапно загоревшись этой идеей. Если бы она знала Джонатана лучше, то проявила бы осмотрительность и пресекла свою мятежную вспышку до того, как дело зашло слишком далеко. — Я надеюсь, что им по крайней мере известно, что такое благопристойность. Я совершенно уверена, что…
— Вы не привлечете их к осуществлению своих идиотских планов.
— Не привлеку? — Она непокорно тряхнула головой и надменно заявила: — Хотя я вам, капитан, и благодарна за вашу помощь нынешней ночью, мое решение остается неизменным, как и раньше. И ни вы, ни кто-либо другой не сможет помешать мне достичь своей цели — добиться свободы.
— Несмотря на опасности?
— Я к ним готова!
Как ни старался Джонатан, он не мог проигнорировать брошенный ему вызов. Он хотел отнестись к ней с нежностью и терпимостью, взяв себя в руки и держа свои чувства под контролем. Но воспоминание о том, как она лежала под майором Битеном, все еще жгло его мозг. Одной только мысли, что подобная ситуация может повториться, было достаточно, чтобы привести его в бешенство.
Это была последняя капля, переполнившая чашу его терпения. Его сознание вступило в молниеносное, яростное сражение с его земными инстинктами — и проиграло.
Глаза Алекс опять широко раскрылись, и у нее тревожно сжалось сердце, когда она увидела, что он ворвался обратно в комнату и захлопнул дверь. Она подобрала юбки и, не отдавая себе отчета в своих действиях, бросилась к окну. Но Джонатан поймал ее за талию и прижал к себе спиной.
— Черт меня побери, но сейчас вы принадлежите мне. Это вы понимаете? — сквозь зубы произнес он. Его голос, низкий и хриплый, полный едва сдерживаемого гнева, грозным эхом отдался у нее в ушах, а по спине пробежали мурашки. У нее перехватило дыхание, когда он резко повернул ее лицом к себе. — Вы моя!
У нее не оставалось времени спорить, не было возможности кричать, бороться или хотя бы вздохнуть. Он прижал ее к себе властным, сильным движением. А его рот ловил ее губы.
Она вновь почувствовала, будто ее охватило пламя. И это, бесспорно, было пламя — дикий одурманивающий взрыв взаимной страсти. Она извивалась в его объятиях, но ее протесты в лучшем случае можно было назвать нерешительными. Ее руки как бы зажили сами по себе. Сначала они поднялись, чтобы оказать сопротивление, а потом, без боя капитулировав, против ее воли обвили шею Джонатана.
Он целовал ее голодно, сочно. У него были теплые, сильные, требовательные губы, а его бархатистый язык вызывающе ощупывал ее рот. У Алекс кружилась голова, подкашивались ноги. Она была уверена, что упала бы навзничь, если бы только ее не поддерживали его руки.
Он приподнял ее повыше в своих объятиях. Почувствовав, что ее ноги оторвались от пола, Алекс отвечала на его поцелуи с такой сладостной, невинной страстностью, что Джонатан не смог сдержать внутреннего стона. Его руки сжимали ее со всевозрастающим яростным чувством власти над ней. Поцелуи становились все более притягивающими, страсть, закипевшая в них с самого начала, теперь вспыхнула пожаром, охватывая горячим пламенем их души.