В одиннадцать тридцать они были на кладбище. Ровный слой снежка укрывал землю, оградки и надгробные памятники. Желтый свет одинокого фонаря у сторожки Никитича, словно око циклопа, охраняющего искристые горы сокровищ, освещал расчищенный пятачок. Скрипнула ветка, и под совиной тяжестью ее треск выстрелом пронзил октябрьскую ночь. Тяжелый мокрый снег тяжко рухнул вниз. Кыса, жалея, что не обула зимних сапог, поджимала поочередно пальцы на ногах в тонких ботинках, чтобы не околеть. Вздохнула, выдохнула, припомнила главу из своего диплома и начала колдовство. Сначала поднялся ветер. Крался, крался, завыл дикой кошкой и встопорщил шерсть на загривке, выступив из тьмы. Кыса неловко поклонилась кошачьему снежному королю, чей образ проступал в завихрениях снега, и кинула в подношение колокольчики. Коту игрушка понравилась. Тронул ее лапой раз, другой и в итоге взвился метелью ввысь, чтобы вволю поиграть и побеситься.
Прошмыгнув мимо сторожки, уверенная, что снежный король заметет следы, Кыса последовала сквозь метель за Аленой к семейному склепу. Буранные коты завывали рядом, пытаясь затянуть Кысу в свою смертельную игру, и, если бы не сова, она бы заблудилась. С трудом открыла она дверь огромного склепа, вычурно-узорчатую, шикнула на одного из зарвавшихся котов и оказалась внутри. Поставив рюкзак на пол и отдуваясь, Кыса отряхнула с пальто снег и потопала ногами, чтобы сбить его с подошв. Сова сидела на роскошном саркофаге, отряхнула влагу с крыльев. Ей явно не терпелось начать.
— Сиди на крышке, я расставлю предметы. — Попросила Кыса.
Перетряхнула рюкзак, сверилась с корявыми заметками ежедневника и набором стикеров. Серебро на юг (почерневшая от времени ложка), золото на запад (мамино колечко, простое и тонкое), свинец на восток (рыболовный грузик), медь на север (моток провода). Алена вертела совиной головой, переминаясь на лапах и прядая крыльями для равновесия.
Произнеся длинную фразу на латыни, Кыса сожгла стикеры, капнула на каждый своей крови и села на рюкзак напротив саркофага, готовясь ждать. Четыре первоэлемента вспыхнули синим пламенем, затухли и снова вспыхнули. Больше ничего не происходило. Алена заскучала и, несмотря на совиную сущность, через полчаса задремала, укрывшись крылом. Кысе очень хотелось сделать то же самое, но нужно было следить за первоэлементами. Чтобы отпугнуть дремоту, она вслушивалась в тишину снежной ночи. Буранные коты за дверью почти прекратили свою игру. Каркнул ворон, скрипнула ветка. Первоэлементы высасывали из Кысы силы, тянули жилы, вгрызались в кости как голодные псы, копались в ее воспоминаниях. Ее то знобило, то кидало в жар. Казалось, что чуть-чуть и она просто не выдержит и сбежит. Ну ведьма-троечница она, не снимать ей проклятий и не спасать девиц от лап мачех! Ну привыкнет Алена к роли птицы, забудет через пару недель о человеческом…
Тяжелая поступь черта раздалась нескоро, низко вибрируя в зубах и позвоночнике. Он шел издалека, целенаправленно, шел за ней. Остановился за дверью, тяжело и тяжко вздохнул как уставший человек. Зайти внутрь не мог, но ждал. Первоэлементы затрепетали, испуганные аурой черта, захныкали.
Кыса крепко сжала зубы, ругнулась под нос, раздосадованная, что с тварью таки придется побеседовать, иначе проклятие не снимешь. Она натянула шапку, помедлила, собирая храбрость в кулак, подползла к двери и чуть приоткрыла.
Он сидел на снегу спиной к склепу и любовался (Кыса так решила) на ясную старую луну. Одиноким и старым выглядел он и совсем не страшным. Вдруг ей захотелось помочь ему, сделать что-нибудь, облегчить страдания, но она не знала как.
— Ты ведь не раздавленный кот, верно? — шепотом спросила Кыса, высунувшись из склепа и опасливо оглядываясь на трепыхающиеся огоньки. — Ты пришел помочь ей. Всегда пытался. Любил ее, хоть она и была иногда несносной дочерью? У меня нет сил, понимаешь? Я не смогу ей помочь. Я слабая погодная ведьма. Безымянная ведьма.
Первоэлементы потухли, сова встрепенулась. Нет, не сова, девушка с совиными крыльями. Она смела Кысу с прохода мощным ударом костистой лапы, оттолкнулась от земли, скакнула на дерево и уставилась на черта птичьими круглыми глазами на девичьем лице. Черт встал, протянул к сове лапы и растаял. Птица издала оглушительный вопль, взмыла ввысь, качнув дерево, и исчезла, оставляя за собой серебристый след, сыпля серыми перьями на землю.
Кыса, зажимая раненое предплечье, плакала до тех пор, пока не приехала Маргарита Семеновна вместе с молодым следователем из Зверобойного отдела. Старая ведьма натянула пальто на халат и дрожала от холода. Ставя чайник в рабочей комнатушке, она пыталась пригладить торчащие ото сна волосы.
— Даже я бы не смогла в одиночку. Ну зачем ты полезла, а? — тридцать капель валерьянки подала в грязном от помады стакане.
— Она попросила, — шмыгая носом, ответила Кыса. — Наверное, я хотела доказать… что могу…
— Да каждый встречный будет просить тебя о помощи, потому что думает, что магия — это так, поплясал, два слова связал и вуаля! Магия — это ты, Инна. А себя нужно любить и ценить. И просить помощи, если что, дуреха. Сахар бери! Тебе нужно силы восстановить. Да больше давай! Ух задам я тебе бумажек писать, ух, задам, дурочка ты глупая… Картотеку погодных заклинаний от руки перепишешь!
Молодой следователь переминался на пороге, пристраивая протокольные бумажки.
— Так, гражданка Калинина. Опишите птицу-сирин еще раз. Мы к этой мачехе два обвинения предъявим…
— Садись лучше пока чай выпей, успеешь записать, — Маргарита Семеновна ворчала и ворчала, подливала чаю обоим и с опаской поглядывала на залитые йодом совиные отметины на предплечье. Наверняка придется стаптывать железные башмаки, искать швейную принадлежность в яйце или еще подобную чушь, чтобы рана зажила. Инна почти успокоилась и только хлюпала носом над чаем, извиняясь взглядом за наставницу.
— Что… что мне почитать о проклятиях? На будущее. — Неожиданно выдавила Инна, отчаянно краснея от смущения. — Я плохо помню курс.
— Начинай с «Введение в проклятиеведение», — вздохнула наставница. — Потом спрошу. Чего вас там учат с этих академиях? Безобразие, а не высшее образование.
Инна кивнула и глотнула мерзкий сладкий чай. Занимался рассвет и хрупкие ото льда лужи засияли в холодных лучах солнца. Инна задумчиво вынула ложку из кружки и облизала, наблюдая как буранные коты проказливо плетут лапками узоры на окнах. Неожиданно она вспомнила. Ложка со звонким стуком выпала изо рта и приземлилась на блюдце. Это Алена когда-то во втором классе лишила ее имени и назвала «Кысой». Теперь Инна могла быть просто собой, но отчего-то не испытала радости. Завтра она решила засесть за учебники, чтобы больше так не облажаться.
Она пошла домой пешком, по подтаявшей снежной каше. Молодой следователь, который представился капитаном Василием Васнецовым, догнал Инну у ворот кладбища, попросил телефон, отчаянно розовея ушами, чтобы связаться расчет злой мачехи.
Пошел ледяной затяжной дождь, смывая остатки колдовского снега. Октябрь закончился, а впереди — жизнь, которая уже не казалась Инне такой уж и ужасной. В конце концов, понедельник только завтра.