— Спасибо, — прошептала Хелена, едва заметно улыбаясь.
Она откинулась на подушки и закрыла глаза. Негромко щёлкнул дверной замок, и снова нахлынула странная тишина, от которой нервы напряглись, натянулись, дёрнулись плечи. Хелена зажмурилась, приказала себе глубоко дышать, не обращая ни на что внимания — это всего лишь монстры, ничего нового и страшного — и незаметно уснула. В этот раз ей не снились картинки, только невесомые, полные заботы и сострадания прикосновения к плечам и волосам. И Хелена не хотела открывать глаза, не хотела знать, кто это был — и был ли.
День вычеркнуло чередой беспокойных коротких снов, из которых вырывали резкие короткие звуки из ниоткуда. Хелена подрывалась, оглядывалась, выдыхала и снова засыпала. Это продолжалось до вечера, когда бездействие стало невыносимым, а самое плохое и болезненное улеглось, как ил на дне. Она вспомнила, как сказала Филиппу, что жалеть себя приятно, и теперь не хотела поддаваться этому чувству. Оно разрушало.
Топиться ни в воде, ни в воображении ей не понравилось, и Хелена решила утопить себя в жизни. Придворные дамы очень удивились, когда принцесса вдруг изъявила желание посидеть в их компании, а потом наперебой делились новостям, сплетнями, предположениями, что витали вокруг свадьбы. Их обсуждения сливались в забавный гул, как на балах, только без музыки и звона бокалов, и, несмотря на темы, сидеть с ними было не так уж плохо и тяжело. Они просто пересказывали подслушанную или прочитанную ерунду, которая имела мало общего с реальностью, и ничто из этого не могло ни ранить, ни заинтересовать.
Ночью, назло всем тёмным сущностям из видений, она читала в компании множества световых шаров. Пересматривала свои старые картинки, выкинула несколько. Пару раз тянулась к кисточке, но так и не взяла её. А утром заняла отцовский кабинет и вызвала сэра Рейверна, который поглядывал с подозрением, но вопросов не по делу не задавал. А дел у них было много…
Эдварду Хелена отправила всего одно короткое сообщение: «Я в порядке», — и выключила синернист. Чтобы быть в порядке.
Нужно было продержаться каких-то два дня, а на третий — который должен был либо ознаменоваться её триумфом, либо пойти прахом — суета захватит сама, сразу, неизбежно и бесповоротно.
«Всё пройдёт хорошо».
В одной из скрытых от посторонних глаз комнат над уже заполненным гостями холлом собора было светло. Наверно, даже слишком. По-зимнему резкие белые лучи обжигали глаза, но Хелена стояла у окна и смотрела на расцветший подъездной двор. От собора до ворот протянулись нити световых шаров, между ними развернулись флаги, а гости цветными статуэтками двигались по белой каменной кладке. За воротами столпились зеваки, разглядывающие гостей столицы и отступающие каждый раз, когда ворота под звуки труб отворялись.
До свадьбы оставалось около часа. Хелена была готова и силой сдерживала себя, чтобы не поправлять что-нибудь, что и так находилось на своём месте. Она была похожа на вырезанную изо льда фигурку: у неё сверкали волосы, серьги, кольца, каждый кристаллик в кружевах платья. Прозрачный шифон клиньями расходился от места, где кончался глубокий вырез, лежащий много глубже середины спины, но всё ещё не выглядящий вызывающе или неподобающе. Тем более что его должна была закрыть фата…
Во время подготовки Хелена так пристально рассматривала себя в зеркале, что одна из служанок предположила, что ей что-то не нравится. Но у той в голове было другое: Хелена смотрела себе в глаза в отражении и мысленно повторяла, что переживает впустую. Никто ничего не знает. Один никому не расскажет, и она сама будет молчать, потому что стоит неосторожному слову вылететь — и оно обратится в кинжал, который не остановит уже ничего. А она слишком устала ото всех слов, у которых была только одна цель — задеть, уколоть и разрушить. Она столько раз заставляла себя идти дальше, собирая осколки гордости, сил и уверенности, и всякий раз боялась, что в следующий не выдержит и сломается. Как куклы из кошмаров.
И в этот раз она почти не выдержала.
Отчего-то на ум пришла глупая старая примета о том, что выходить замуж — да и вообще совершать значимые ритуалы — перед Восхождением — плохо и не сулит ни счастья, ни успеха. Звезда взойдёт, разгорится, как мимолётное счастье, а потом они вместе погаснут и наступит вечная чёрная полоса. Хелена не верила в это, она сама скорее стала бы плохой приметой, чем позволила чему-то — или кому-то — ей помешать. Она бы пошла под венец, даже если бы земля крошилась под ногами. Но примета теперь неприятно покалывала сознание.