Но чем ближе подбирался роковой день, тем в большую апатию она впадала. Смотрела на горизонт и думала: а стоит ли это того? Смотрела на кольцо, что принадлежало то ли бабке, то ли прабабке Филиппа, и усмехалась: да её жизнь не стоила столько, сколько заточённый в золотую оправу рубин, вырезанный в форме полуоткрытого бутона розы.
Кольца — дань традициям, по которым жених обязан был подарить избраннице собственными руками выкованное кольцо. Если размер не подходил, свадьбу могли отменить даже в разгар церемонии.
Времена кованых колец прошли, свадьбы из-за таких глупостей не отменяли, да и сами обручальные кольца считались пережитком прошлого, но Анна не удивлялась тому, что Филиппу — или его матери? — такая традиция нравилась. Это ведь символ контроля. Кольцо, как звено цепи, привязывало к одному месту, к одному дому.
А ведь замок за несколько месяцев так и не стал Анне домом. Она была готова сбежать оттуда в любой момент.
Но не сбегала. Смотрела вдаль, думала о брате, а потом поворачивалась к Филиппу и понимала, что оставить его сейчас будет очень сложно. Почти невыносимо. Она достаточно насмотрелась на его хмурое лицо, чтобы любить моменты, когда он улыбался, а его глаза становились ярко-зелёными.
Он был таким только для неё. Только с ней.
Они не говорили о грядущем, но проводили вместе каждую его свободную минуту. Это были такие желанные и редкие передышки между его работой и её примерками. От скуки между Анна даже пыталась читать в малой библиотеке. Особого интересна книги не вызывали, но хоть как-то скрашивали скучные одинокие часы. Потому что, кроме Филиппа, никто не спешил с Анной общаться. Свита одаривала снисходительными ухмылочками и оценивающими взглядами. Родерт, помощник Филиппа, трусливо сжимался. Альен была всё так же осторожна и вежлива, но общества Анны опасалась и радовалась, когда её не вызывали. Даже брат Филиппа вёл себя настороженно, и Анна была уверена, что подарок на день рождения — который даже не она выбирала — он проверял, ожидая найти на нём опасные заклятия. Благо, Эдвард всё время проводил в Академии, и они друг другу на глаза не попадались.
Элиад Керрелл предпочитал Анну не замечать, они почти не пересекались, и она была благодарна Небу за это. Почему-то у неё постоянно сводило желудок от страха перед ним.
А вот Агнесс Керрелл постоянно находилась рядом. Она присутствовала на всех примерках свадебного платья, звала Анну на чай или на прогулку, и та не имела права отказаться. Когда пришло время составления списка гостей, мадам Керрелл, мило улыбаясь, спросила, не хочет ли Анна кого-то видеть. В её орехового цвета глазах плескался напряжённый интерес, который возникал каждый раз, когда она пыталась расспросить Анну о её прошлом, о семье.
— Мы приглашаем всех родственников, друзей, знакомых, важных для нашего сообщества людей, но ты так и не сказала, кого хочешь видеть. Может, всё же кого-то записать?
Стоящий рядом помощник королевы достал блокнот и приготовился записывать, но Анна покачала головой.
— Никого.
Мадам Керрелл поджала губы и, кажется, решила, что у Анны никого и нет, а та подавила грустный вздох. Она бы хотела видеть Орела, но тот бы скорее прыгнул в пасть разъярённого дракона, чем появился в замке. Он злился, не отвечал на письма и не позволял это делать Харону, который всё же изредка кидал короткие весточки о том, что они живы и им даже есть, что есть. От любых предложений помощи они отказывались, и в расстроенных чувствах Анна лишь надеялась, что потом Орел поймёт. Нужно просто… подождать.
Когда день свадьбы настал, Анна едва не впала в панику. Мир по ту сторону замковой стены засиял ещё ярче, словно крича, что это последний шанс. Но тонкие руки служанок увлекли за собой сначала к зеркалу, потом — на небольшой подиум между двумя высокими зеркалами, каждый изгиб узоров на раме которых Анна выучила наизусть за дни примерок. Ей нравилось, как она стала выглядеть. Не отличишь от настоящих принцесс! Только принцессы не думали о том, как бы не упасть в длинном платье и на неустойчивых каблуках. И вряд ли руки принцесс тряслись, когда священник из Совета Магии произносил древние заклинания, освящая брак. Анна с благоговейным ужасом следила, как тонкие светящиеся ленты энергий просочились сквозь её ладони и, сплетаясь с такими же, вылетевшими из рук Филиппа, рассыпались сверкающей пылью. Теперь от ложбинок между пальцами до запястий, уходили под кожу новые полосы. Как будто ей было мало татуировок…