Андрей на секунду задумался, а потом пожал плечами.
— Я поддержу ток, сколько смогу. Если надо, рассыплю в хлам аккумуляторы. Действуй.
Я не ответил, а раздавил лампу и сунул её в цинк с порохом. Только бы получилось. Только бы не додумались убить бычка, связав одно с другим, только бы не ударили на опережение по фугасу, пока он у меня в руках. Слишком много «если», но и иного пути нет.
И действовать надо самому. Это слишком опасно, и точно не доверю Катарине, только-только встающей с земли. Она сейчас плакала от боли и заряжала пистолет трясущимися рукам. Если девушка подорвётся, до конца дней не прощу себе этого.
«Может, это и есть любовь?» — мелькнула мысль не к месту. Впрочем, мысли о любви всегда к месту, даже перед лицом смерти, потому как именно они отличают человека от безумного чудовища или безмозглого животного.
Я вздохнул, поджал губы и побежал к фургонам, где попытался проскочить между вбитыми в землю кольями.
— Падла! — вырвалось у меня, когда провод зацепился за что-то. Всё всегда происходит по закону подлости. Я дёрнул провод, а потом ещё раз, но он прочно запутался.
— Сей миг, юн спадин! — прокричала Урсула и, подбежав к нужному месту, вырвала из земли забытый зачем-то здесь колышек от палатки — именно он был всему виной.
Как только отцепился кабель, я положил цинк в трёх метрах от ближайшего фургона, дальше ни провод не дотянется, да и смысла нет тащить, а потом быстро помчался под защиту форталезы. Солдатки мне не мешали, лишь сопровождая взглядом. У них и так нервы на пределе.
— Всё, теперь осталось лишь ждать и молиться, — пробормотал я.
Вот только кому молиться? В местных божеств после сплошных косяков с их стороны, я не верил, а больше некому.
Вздохнув, я подошёл к Катарине и взял её за руку. Пальцы ощутили стиснутый кулак и зажатую в нём рукоять пистолета, тёплую от человеческого тела. Ладонь храмовницы дрожала. Глаза девушки были красными от слёз, которые, еле сдерживала.
— Я раньше не боялась умереть, — прошептала она, глядя на дементэ, которые что-то обсуждали, крича друг на друга, а потом сглотнула. — У меня ничего не было, чтобы цепляться за жизнь. Забытая, никому не нужная кандидатка во Львиную Стражу, не прошедшая посвящение. Щенок, которого просто пожалели и не стали топить в пруду. Мне было всё равно, и я не покончила с собой только из-за мамы.
— А теперь есть за что цепляться? — тихо спросил я, глядя туда же, куда и девушка.
Катарина кивнула и тоскливо произнесла:
— Мы же не умрём?
— Нет, — прошептал я, ещё сильнее стиснув её руку в своей.
Храмовница ещё раз сглотнула и приоткрыла рот. Слёзы побежали по щекам. Всё же девушка всегда остаётся девушкой, даже если она колдовской спецназ.
Катарина тяжело вздохнула.
— Я тебя люблю, — вдруг произнесла она.
— Я тоже.
Что ещё я мог ответить. Я не знал наверняка. А вот что точно знал, так это то, что если девушка погибнет — боль в душе будет адской.
Тем временем дементэ прекратили спор. Предводительница сложила артефакты в левую руку, а правую вытянула перед собой, изобразив пальцами непонятный жест: большой и указательный оттопырены, а остальные сложены. И так она начала медленно поворачиваться, делая маленькие шажочки. Я устал думать. Фраза «Пьенса, Юрис, пьенса» больше не работала — у неё села батарейка. Я просто отмечал происходящее, ставя галочки, как сторонний наблюдатель. Вот она повернулась в нашу сторону. Вот что-то выкрикнула, сменив специальный жест на обычный — указующий. Вот взмахнула зачарованным ножиком.
Только-только начавшая восстанавливаться защитная сфера, созданная санпиларом Акварели, опять лопнула, моргнув напоследок. Снова возник лазурный шрам, висящий прямо в воздухе, разве что более коротенький. От колдовского удара крайнему фургону отрезало невидимой горелкой дышла и половинку колеса, отчего телега накренилась и чуть было не упала на бок. Но ещё заметил, что на земле что-то ярко блеснуло, как сварочная дуга, и вверх потекла тонкая струйка белого дыма. Одновременно с этим маготдетектор издал пронзительный треск лопающегося хрусталя.
А потом дементэ, ведя обожжённую кислотой соратницу под руку, двинулись к нам. Предводительница даже не глядя резанула наотмашь ножом по воздуху, и зверь, красиво именуемый живодранским, заревел, будто его ударили бичом, и направился прочь лёгкой рысью с постоянными оглядками своих маленьких злых глаз, спрятанных под массивными надбровными дугами.