- Он все собачку просил, - сказала она, закуривая. - Так что сама видишь - нам ничего не жалко.
Снимки она отбирала явно с умыслом - на них был один Гришка. Ни ее рядом, ни Зюньки... И везде - веселый.
- Тут понимаешь какая незадача... - засмеялась она. - У нас же родичей не считано! Вот Зиновий и потащил его. Сначала в Таганрог, потом в Крым двинут... Демонстрирует наследника! Гордится. Они на Зюнькиной машине двинули. У него новая, беленькая такая "бээмвушка"...
Она поняла, что слишком поторопилась, а потому прокалывается, и замолчала. Она, видимо, была несколько озадачена тем, что я не клюнула на крючок насчет мемориала Панкратычу, хотя она дала понять, что может поступиться домом. И еще мне казалось, что она устала передо мной лебезить, ведь она специализировалась совсем по другому профилю.
- Я думаю, что вы врете мне, Маргарита Федоровна, - сказала я. Впрочем, как всегда. Вам не привыкать. И с чего это у вас такие семейные страсти разыгрались - по поводу внука? Где же вы раньше были? И если вы его так обожаете, зачем вы его от меня именно сейчас уволокли? Вы же понимаете, для ребенка это не просто потрясение. Вы же ему мозги вывихнули! На всю оставшуюся жизнь...
- Ну что ж... - Она отпила чаю, похрустела сухариком. - Раз ты так, то и я так... Его оставшаяся жизнь тебя совершенно не касается.
- Да не отдам я вам его, - сказала я как можно спокойнее. - Не знаю еще как, но не отдам... Вы же на вашей семейной наковальне из него такого урода выкуете, что он и папочке, и вам шею свернет. Бабулечка...
Она поставила чашку на стол и крикнула:
- Лыков!
Майор влетел, зажав под мышкой затертый портфель.
- Тут я, Федоровна...
- Наша Лизанька все в том же репертуаре. Опять из себя народную мстительницу изображать собралась...
Вот теперь она была прежняя - Маргарита Федоровна Щеколдина. Голос ее налился металлом, и глаза стали замороженно-безразличными.
- Что там у нее? Все запротоколили? С понятыми? Как положено?
Он покраснел, не глядя на меня, кивнул, вынул из портфеля мой пистолетик, разрешение на него, какие-то исписанные от руки листики. Вздохнул и выволок узелочек величиной с грецкий орех, в пленке. С чем-то белым.
Все ясно, трючок этот отработан у ментов до скуки.
- Это, конечно, наркота. Героинчик, что ли? Обнаружен, разумеется, в моем "фиате"... В багажнике, что ли, майор?
Я посмотрела на него почти ласково.
- В бардачке... - вздохнул он.
- И свидетели нашлись?
- А как же... - сказала Щеколдина. - Наши славные органы железно стоят на страже народного здоровья!
- Зюнька, что ли, своими запасами поделился? - невинно спросила я.
- Разберись с нею, Лыков. И не стесняйся! Тут ей не Москва! Если что-то дойдет до нее - гони. Не поймет - оформляй на статью... Ей не привыкать!
Она встала и отворила окно. В зеленой кроне орали птицы, сквозь листву уже пробилось солнце. Пахло мокрым асфальтом и скошенной травой.
- А хорошо у нас тут, Лиза... - потянувшись, задумчиво сказала она. Меня тоже, где ни бываю, всегда домой тянет... Так что ты мне пейзаж постарайся впредь своим присутствием не портить.
Она ушла.
Я взяла пистолетик и выщелкнула обойму. Она была пуста, патрончики мент все-таки вытряхнул.
- Не стыдно, Лыков? - спросила я.
- Ты ее не знаешь...
- Как раз знаю.
Мне стало смешно. Он явно не знал, что делать дальше, весь взмок и промокал рожу платком.
- Между прочим, майор, пистолетик мне как раз от твоих внутренних органов поднесен... Не скажу, что я к вашему министру вхожа, но подпись в книжечке видишь? Генерал-лейтенант! Я ведь такой тарарам раздую, мало не покажется...
- В каждой избушке свои погремушки, - вздохнул он. - Тут у меня один генерал - она.
- Все равно, оно тебе надо?
- Пошли! - Он поднялся. - Я тебя провожу. Сваливай, только по-честному, без возврата... Я-то что. А у Зиновия своя команда. Засекут и поплывешь ты до самой Астрахани кверху брюхом, как осетрина потрошенная...
- А Зиновий где? В городе?
- Где ж ему быть? Лето ведь. С вышки прыгает, девок клеит... Катер у него новый, из Финляндии припер, на водяном мотоцикле гоняет... Европа-люкс!
Лыков проговорился, хотя и сам не подозревал об этом.
Он провожал меня на ментовском экипаже долго, через новый мост и еще километров десять в сторону Москвы. Потом помигал фарами прощально и отвалил.
"Дон Лимон" был слишком приметен. Пижон в желтом камзоле.
И вернуться на нем в город было уже опасно.
В Дубне я нашла платную стоянку, оставила его и села на электричку.
Купальник и тряпичную бейсболку я купила на развале близ нашего горпляжа. Подумав, добавила здоровенные очки из черной пластмассы. Чтобы не узнавали.
Пляж только назывался так - каждое лето на левый, плоский берег Волги завозили из карьера песок на барже, и экскаватор рассыпал его по узкой полоске берега. Слева и справа в двух протоках было множество притопленных ржавых посудин, так что купальщики располагались и на них. А дальше по всему берегу в ту сторону, где Волга вливалась в водохранилище, на вытоптанной траве стояли легковушки, палатки, дымили кострища - наезжего народу было, как маку. Дело понятное, махнуть на лето в Крым или Сочи нынче по ценам было почти то же самое, что смотаться в Ниццу, путевки от профсоюзов накрылись, и столичный трудовой народ осваивал то, что поближе.
Людей, несмотря на будний день, было много. Над берегом стелились шашлычные дымы, вопила детвора, полощась на мелкоте, орали бесчисленные магнитофоны, пляж почти сплошь был устлан подгорающей на солнце плотью.
Мне надо было на противоположный берег, туда, где над водой возвышался крутой обрыв!
Река здесь, в черте города, не очень разливистая, километр с небольшим, плаваю я с детства как рыба, так что самое трудное для меня было - это чтобы не прихватил на фарватере катерок водоспасателей: туда заплывать было запрещено.