– Одно ругательство. Один случай употребления островного жаргона. На ужин получишь на два блюда меньше.
– Проклятие!
– Три блюда долой. Я попрошу помочь мне всех слуг и всех своих домашних. О, вижу, ты не надела корсет – четыре блюда минус.
– Да чтоб я сдохла!
– Пять блюд. – Кэтрин подняла голову и прищурилась. – Жених Сесил должен навестить нас в начале следующей недели. Я больше не могу держать его на расстоянии. К этому времени у тебя появится опытная и умелая служанка, и я надеюсь, что ты будешь выглядеть достаточно благопристойно и сделаешь все, что от тебя зависит. Узнает ли его светлость правду, или же ему скажут, что ты моя племянница, это решит Сесил. Мы предоставим выбор ей и доверимся ее благоразумию. Блу презрительно оттопырила губу.
– Может, лучше запереть меня в моей несчастной комнате? Тогда не нужно будет беспокоиться на мой счет.
– Шесть замечаний.
– Что? «Несчастной»? С каких это пор «несчастная» – это бранное слово? – возмущенно вскричала Блу.
– Это слово неприемлемо.
– Как и я сама, судя по всему! Ну ладно, мы еще посмотрим!
Блузетт ушла, громко хлопнув дверью, а Кэтрин покачала головой и отвернулась к окну. Похоже, им предстоит настоящая битва. Но, слава Богу цель у них одна. Они обе хотят, чтобы Блузетт вернулась домой на Морганз-Маунд.
«Трусливая и лицемерная». Господи, какая нелепость! Но почему ее так больно ранили слова этой дерзкой девчонки?
Глава 11
– Не наклоняйся над тарелкой. Не вытирай пальцы о скатерть. И, ради Бога, не макай грудь в блюдо с едой!
– У меня нет никакой еды! Только три стебелька чертовой спаржи! Я умираю с голоду!
Леди Кэтрин живо кивнула Сесил, и та сделала пометку на листке, лежащем наготове рядом с бокалом вина.
– Я вовсе не хотела сказать «чертовой», – запричитала Блу. – У меня случайно вырвалось!
Сесил бросила на сестру сочувственный взгляд, но даже и не подумала вычеркнуть пометку.
– Ты говорила, что любишь меня, – упрекнула ее Блу, мрачно уставившись в пустую тарелку.
Все остальные с удовольствием поглощали баранину, пирог с олениной и блинчики со взбитыми сливками. От аппетитных запахов рот Блу наполнился слюной, а в желудке громко заурчало.
– Я очень люблю тебя, милая Блузетт. Это для твоей же пользы.
– Я поверю, что голодание идет мне на пользу, когда куры начнут мочиться ключевой водой!
Леди Кэтрин кивнула, и на листке Сесил появилась еще одна жирная пометка. Блу в отчаянии закрыла глаза и застонала.
– Полно, полно, дорогая. Сесил права. – Тетушка Трембл промокнула салфеткой накрашенные губы. – Давайте поговорим о чем-нибудь другом, чтобы ты отвлеклась и не думала о еде. Со вчерашней почтой я получила пьесу Марло. Может, мы почитаем ее после ужина, вместо того чтобы играть в карты? Там есть отличная роль для обаятельной пожилой леди, и она как будто специально создана для меня.
– Я устала до чертиков от чтения пьес! И меня уже тошнит от игры в мушку и в фараон!
Леди Кэтрин кивнула тетушке Трембл, и та с озабоченным видом прищелкнула языком, достала из рукава листок и сделала на нем отметку.
– Ох, Блузетт, а ведь у тебя все так хорошо получалось, – пробормотала Сесил.
– Что? У меня хорошо получалось? Да я просто тут недоедаю! Я теперь могу свободно дышать, когда надеваю свой корсет. Могу поклясться, что скоро совсем истаю, останутся одни кости!
– Хм. – Тетушка Трембл, леди Кэтрин и Сесил обменялись неуверенными взглядами. – Стоит ли поставить за это галочку?
– Сказать «могу поклясться» – это не то же самое, что выругаться, – заявила Сесил, вставая на защиту сестры.
– Согласна, – подтвердила Кэтрин. – Но ни одна леди не позволит себе упомянуть за столом о своем нижнем белье. Думаю, за это следует добавить еще одну отметку.
Сесил и Трембл неохотно кивнули, сочувственно поглядывая на Блу.
– Черт побери, да у меня уже можно ребра пересчитать!
– Сесил, будь добра, добавь еще одну отметку, – невозмутимо заметила леди Кэтрин.
– Что здесь происходит?
Моутон и Блузетт, катившие кресло Сесил, остановились, и все трое с подозрительно невинным видом уставились на леди Кэтрин.
– Вы снова бегали наперегонки вместе с Сесил? Я этого не потерплю! Сесил, почему ты это допускаешь? Я не знаю, что мне с вами делать и чего от вас ожидать!
– Пожалуйста, простите нас, миледи, – проворковала Блу. – Если не ошибаюсь, нас уже ждет учитель танцев.
Кэтрин прищурилась, выражая недоверие.
– Тебе не удастся меня обмануть.
– Месье ждет у тебя в комнате, мама. Он не знает, что надеть к приезду Эдварда, ему необходим твой совет. – Глаза Сесил лукаво блестели, а по щекам разлился румянец.
– Мадам Трюффо перед уходом просила меня засвидетельствовать вам свое почтение, – добавила Блу, довольная, что не допустила пока ни единой оплошности. – Она заверила нас, что бальные платья будут готовы на этой неделе.
Кэтрин бросила на нее хмурый взгляд.
– Не стоит заставлять ждать мистера Беллами.
Когда троица скрылась из виду, леди Паджед услышала ликующий крик Блузетт:
– Ни единой проклятой отметки! Вот это да, черт подери!
Повернувшись на каблуках, Кэтрин подошла к краю галереи, облокотилась о перила и достала из складок веера лист бумаги.
– Я все слышала, – холодно заметила она и поставила на листке жирную галочку.
– Мне кажется, мои волосы выглядят просто прекрасно.
– Я бы так не сказала. – Кэтрин придирчиво оглядела Блу поверх золотого ободка на чашке с шоколадом. В последние два дня Блузетт вместе с Сесил и Трембл принимала участие в утреннем ритуале у постели Кэтрин. Поскольку Блу лишилась права на собственную порцию шоколада, она сидела, сложив руки на коленях, и лишь вдыхала его аромат, заглядывая в чашку Сесил. – Я поговорю с твоей горничной, – добавила леди Паджет.
Блузетт тяжко вздохнула и подняла глаза к потолку.
– Даже моя горничная не может ничего сделать правильно.
Кэтрин откинулась на подушки и ничего не ответила. Пеньюары дам пахли туберозой и апельсиновой водой. Голову Трембл украшал белый кружевной чепец, а молодые леди были причесаны по-домашнему, в свободной манере. Разглядывая две склоненные рядом головки – темную и светлую, – леди Паджет невольно залюбовалась девушками. Блу, яркая, живая брюнетка, и Сесил, хрупкая прелестная блондинка. Нужно очень внимательно всматриваться, чтобы заметить легкое сходство. Обеих девушек отличали высокие, четко очерченные скулы и полные, красиво очерченные губы. Но вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову, что юные леди являются сестрами.
– Тебе не терпится снова увидеть Эдварда? – спросила Блу, обращаясь к Сесил.
Кэтрин тяжело вздохнула. Ни на минуту нельзя ослабить бдительность.
– Ты не должна называть Эдвардом герцога Дьюбери. Это слишком фамильярно. Упоминая о нем, тебе следует говорить «его светлость».
– Даже сейчас, когда я в кругу семьи?
Кэтрин недовольно поморщилась.
– Ну конечно.
– Я всегда рада видеть Эдварда, – поспешила вмешаться Сесил, прежде чем успел разгореться спор. – И я так хочу, чтобы ты поскорее с ним познакомилась, дорогая Блу.
– Только не вздумай плеваться в его присутствии, – предостерегла леди Кэтрин.
– И не пускай ветры, дорогая, – добавила тетушка Трембл. Ее глаза блеснули от удовольствия, как бывало всякий раз, когда она отваживалась сделать какое-нибудь необычное заявление.
– Блузетт не сделает ничего такого, что поставило бы нас в неудобное положение, мама.
Кэтрин снова вздохнула. Блузетт и Сесил при всем своем внешнем несходстве привязались друг к другу и были неразлучны, как нитка с иголкой. Оставалось лишь надеяться, что Сесил сумеет оказать влияние на сестру, а не наоборот.
– Я… хотела спросить… могу я задать вопрос о том, что волнует нас с Сесил? – робко поинтересовалась Блу.
– Да, пожалуйста, – ответила Кэтрин, устраиваясь на подушках поудобнее. Возможно, было еще слишком рано себя поздравлять, но пока все шло просто прекрасно. Они беседовали вот уже целый час, а Блузетт не заработала ни единого замечания. Хотя леди Паджет никогда бы в этом не созналась, в глубине души она сочувствовала дочери. Мадам Трюффо жаловалась, что платья Блу стали слишком свободны в талии, так сильно она похудела.