– Томас! Кажется, вы сейчас за сотню миль отсюда. – Лорд Уайтсолл заговорщически подмигнул сэру Лорену Баттерси. – Если бы я не знал его так близко, я бы сказал, что наш Томас ранен стрелой Купидона.
Изысканно одетые молодые люди медленно прогуливались по открытой террасе трактира, поддеревьями, при свете множества крошечных огоньков, сверкающих в ветвях. Время от времени друзья останавливались, чтобы рассмотреть какую-нибудь яркую картину, украшавшую скрытый от посторонних глаз уединенный кабинет. Наконец они покинули кабачок и, отвечая на приветствия, смешались с толпой, запрудившей Воксхолл.
Сэр Лорен Баттерси сложил руки за спиной и, улыбаясь, искоса взглянул на Томаса.
– Будем надеяться, это любовный недуг. Помните, как равнодушно отнесся Томас к моим страданиям, когда я места себе не находил из-за коварства леди Джейн? Подобная безжалостность должна быть наказана. Будет справедливо, если этот бесчувственный негодяй тоже немного помучается.
– Что за чушь вы несете? – воскликнул Томас, с подозрением оглядывая своих друзей.
В ответ они обменялись понимающими взглядами и рассмеялись.
– Держу пари, это любовь, – заявил лорд Уайтсолл.
– Очень похоже на то, – согласился Баттерси, заглядевшись на кокетку в маске, пытавшуюся привлечь его внимание зазывным! движениями веера. – Только представьте себе, влюбиться в собственную невесту! Как это скучно.
– Я вовсе не влюблен.
– Ну, если это не любовь, то, должно быть, похоть, – рассмеялся Баттерси. – Кстати, раз уж мы затронули эту тему, не завершить ли нам вечер у мадам Жоржетты? Помнится, Хамфершир как-то говорил мне, что там появилась новая девушка, шведка, и это нечто особенное. Или вы слишком погружены в меланхолию, чтобы сейчас развлекаться, Томас?
– Разумеется, нет, – кисло возразил Герцог. Чем больше он думал над предложением приятеля, тем больше оно ему нравилось. Заведение мадам Жоржетты именно то, что ему сейчас нужно. Там он сможет привести свои мысли в порядок. Баттерси прав. Это чистая похоть. Она туманит ему разум. У него слишком давно не было женщины. Воспрянув духом, Томас последовал за своими друзьями к двухэтажному особняку на окраине Уэст-Сайда.
Но красивая, аппетитная шведка не пробудила в нем интереса. У шведки – ее звали Хельга – были прямые белые, как лен, волосы вместо черных, как знойная ночь, кудрей. Ее лицо было круглым, а не овальным, и у нее не было ямочки на подбородке. Она была слишком высокой. И груди у нее оказались грушевидные, заостренные, а не полные и округлые. Почему ему хотелось находить в ней все новые и новые несоответствия, Томас и сам не знал. Он не испытывал ни малейших признаков вожделения, и это его бесило. Но он ничего не мог с собой поделать.
Куря сигару и потягивая лучшее вино Жоржетты в ожидании своих друзей, Томас пытался найти ответы на мучившие его вопросы. Но все было тщетно.
Ясно только одно. Ему больше не нужна просто женщина, любая, какая угодно. Невероятное напряжение, которое не отпускает его в последнее время, нельзя объяснить простой похотью.
Но если это не похоть, тогда что это? Охваченный гневом и отчаянием, Томас швырнул в камин свой бокал с вином.
Глава 15
Сентябрь наступил слишком быстро. Ночи стали прохладными, и леди с Гросвенор-сквер посмеивались над Блузетт, Месье и Моутоном, которые постоянно жаловались на холод и требовали разжечь камин. Мадам Трюффо приезжала по понедельникам снимать мерки для зимних туалетов. Она не переставала изумлять дам последними фасонами и модными тканями необычной расцветки. Леди Кэтрин заранее заказала уголь, и в первую же неделю сентября вся прислуга в доме должна была по ее приказанию каждое утро вставать в четыре часа, проводя большую осеннюю уборку.
Леди Паджет успокаивалась, следуя давно установившимся правилам. И все же ее терзала тревога. Время от времени она спускалась в холл, подходила к дверям и смотрела на растущую гору визитных карточек на серебряном подносе. Каждый день по ступеням Гросвенор-Хауса поднимались с полдюжины лакеев, приносивших все новые и новые приветственные записки от друзей Кэтрин, возвращающихся в Лондон из загородных имений. Наконец появилось первое приглашение перед началом сезона.
Кэтрин отставила в сторону чашку утреннего шоколада и села в постели, опираясь на подушки и вертя в руках конверт. Раньше она не задумываясь приняла бы это приглашение. В прежние времена она уже готовилась бы к предстоящим приемам. Целая галерея поклонников толпилась бы у нее в доме, чтобы увидеть, как она медленно смакует шоколад и готовится к утреннему приему. Но теперь все было иначе. Кэтрин взглянула на Блузетт, весело щебетавшую с Сесил и тетушкой Трембл, и снова задала себе вопрос: будут ли по-прежнему приходить приглашения и сможет ли она возобновить свои знаменитые вечера на Гросвенор-сквер?
Думать об этом было мучительно. Но ведь невозможно долго избегать общества, как бы ей этого ни хотелось. То, чего она ожидала с таким ужасом, произошло. Беда пришла вместе с холодной сентябрьской погодой. Хмуро глядя на Блузетт, Кэтрин похлопала себя по щеке злополучным конвертом. В ее жесте сквозила растерянность. Леди Кэтрин не знала, как поступить.
– Ну что там? – проворковала Трембл. – Кто это пишет, и все ли приглашены? – Пожилая леди продолжала улыбаться чему-то, только что сказанному Блузетт, и выглядела едва ли не юной.
– Ты сегодня по-новому наложила румяна, Трембл? – спросила Кэтрин, пристально разглядывая почтенную даму. – Тебе недавно пускали кровь, или ты принимала какие-то лекарства?
– Так что там насчет приглашения, Кэтрин? – нетерпеливо повторила Трембл, прихорашиваясь, явно довольная произведенным эффектом.
– Леди Питер устраивает прием. – На ее раутах подавали лишь чай или кофе. Их прелесть составляла игра в карты, беседа и, конечно же, сплетни, особенно в узком кругу, хотя на приемах у леди Питер собиралось немало гостей.
– Ну, леди Питер всегда норовит сэкономить, – фыркнула Трембл. – Держу пари, она мечтает первой взглянуть на нашу Блузетт, – добавила она с лукавой улыбкой.
– Я тоже так думаю.
– Так мы пойдем, мама! – воскликнула Сесил, хлопая в ладоши. – Ну пожалуйста, давайте пойдем. Блу ошеломит всех!
При мысли о том, чтобы повести Блузетт на прием к леди Питер и представить ее огромному сборищу незнакомых людей, леди Кэтрин почувствовала себя так, будто только что проглотила порцию несвежих устриц.
– Не думаю, что нам стоит идти туда, – еле слышно пробормотала она, прижимая руку к горлу. И все же рано или поздно Блузетт все равно придется вывезти в свет. Нельзя вечно откладывать это событие. Судя по визитным карточкам, которые все продолжают и продолжают прибывать, весь Лондон уже знает о том, что к леди Паджет приехала племянница, и все с нетерпением жаждут увидеть собственными глазами эту восхитительную юную леди.
Кэтрин задумалась. Она потерла пальцами виски и закрыла глаза, зная, что домашние, затаив дыхание, ждут ее решения. Что же делать? Приглашение леди Питер было сродни повестке в суд, где будет решаться судьба самой Кэтрин. Под угрозой ее имя, репутация, вся ее жизнь.
– Блузетт нас не опозорит, – вступилась за сестру Сесил, видя колебания матери.
– Я знаю, – солгала Кэтрин, закусив губу. Блузетт действительно сумела многого добиться, и все же иногда она допускала непростительные промахи.
– Мы не сможем всю жизнь прятать ее от посторонних глаз, Кэтрин, – мягко заметила Трембл. – Она должна расправить крылья и попробовать себя в полете.
– Я понимаю… – Но стоит ли идти на такой риск? Потерпеть фиаско на глазах у гостей леди Питер? – Не знаю… может быть… Вот что! Мы начнем с небольшого обеда здесь, в нашем доме. – Кэтрин выпрямилась и сосредоточенно уставилась перед собой, обдумывая свой план. – Гостей будет немного. Не больше дюжины. Конечно, пригласим Эдварда, он на нашей стороне. Кого еще? Лорда и леди Баттен, возможно, лорда Уайтсолла. И конечно, леди Уолтер. – Она в задумчивости побарабанила пальцами по покрывалу. – Потом будут карты, для тех, кто захочет. Зажжем фонарики в саду. Мистер Аппл все устроит. Интересно, как насчет музыки? Леди Уолтер – дивная пианистка, а лорд Уайтсолл, как я слышала, великолепно играет на флейте…