Она пристально на него посмотрела и пообещала:
— Тебе я буду лгать.
Взглянув на вещицу в руках выходца с острова Дулцис, она сказала:
— Это золотой желудь. Если его проглотить, сможешь говорить на любом языке: хоть человеческом, хоть зверином.
— А это? — нетерпеливо спросил один из гренелифцев, бросаясь к ней с чем-то серебристо-туманным в руках.
— Это браслет, сделанный из ноздри дракона. Инкрустированный самоцвет — застывший глаз дракона. Надень его, и он предупредит об опасности.
Муж из Карнелайна играл на флейте, сделанной из бедренной кости волшебника. Его серо-зеленые глаза оттенком напоминали глаза дракона, сейчас их затуманила музыка. Рыцарь из Каменной Головы грубо тряхнул его.
— Ты это выбрал, Рэн?
— Нет, — опустил тот флейту с улыбкой. — Нет, Корбейл.
— Тогда брось ее, пока она не овладела тобой настолько, чтобы ты ее выбрал. Ты уже присмотрел что-то, что хотел бы взять?
— Нет. А ты передумал?
— Нет, — он взглянул на фонтан, но из осторожности промолчал.
— Брэм, взгляни-ка на это, — сказал один из братьев-гренелифцев другому. — Посмотри!
— Смотрю, Тис.
— Взгляни, взгляни на это, Астор! Ты когда-нибудь видел такое? Потрогай! И посмотри: в дневном свете он исчезает!
В его руках был меч; в рукоять вставлен цельный изумруд, его лезвие казалось водяным потоком, струящимся в ярком свете. Леди покинула их, вновь поднявшись по ступеням; босыми ступнями она обрушивала каскады золотых монет и драгоценностей сквозь сети солнечных лучей. Она устремила взор на линию горизонта, туда, где пыльное золото равнины встречалось с пыльным опаленным небосводом. «Ступайте, — подумала она безучастно. — Бросьте все это и возвращайтесь туда, где что-то растет».
«Идите же, прочь, прочь, прочь», — внушала она им вместе с каждым ударом сердца. Но никто не вышел через двери, что были прямо под ней. Вместо этого кто-то поднимался по лестнице.
— У меня есть вопрос, — сказал Рэн из Карнелайна.
— Спрашивай.
— Как тебя зовут?
Она почти забыла, но после секундного замешательства имя всплыло в памяти: — Амарант.
В одной руке он держал черную розу, а в другой — серебряную лилию. Если он выберет первую, его убьют шипы, если вторую, то вспышка чистого света прожжет ему мозг.
— Амарант. Еще один цветок.
— Так и есть, — сказала она равнодушно. Он положил волшебные цветы на парапет, отщипнул вянущий лист герани и понюхал миниатюрную розу.
— Она ничем не пахнет, — сказала она. Он отщипнул еще один сухой листок. Казалось, что он все время готов улыбнуться и от этого казался то мудрецом, то простачком. Он отпил глоток из бронзового шлема; его волосы были того же цвета.
— Эта вода слишком сладкая и прохладная, чтобы проистекать из этой выжженной равнины, — бросил он. Сев на краешек стены, он посмотрел на нее: — Корбейл говорит, что ты не настоящая. Но мне кажется, что это не так.
Она молчала, убирая из горшочка с клевером увядшие цветы.
— Расскажи мне, откуда ты.
Она пожала плечами:
— Из таверны.
— Как ты сюда попала?
Она уставилась на него:
— А ты как сюда попал, Рэн из Карнелайна?
Тут он криво усмехнулся:
— Карнелайн — бедная страна, и я приехал пополнить ее казну.
— Должны быть менее рискованные способы.
— Может, я хотел взглянуть на самое ценное сокровище в мире. Зацветет ли долина, если его найти? И вместо черепов-горшков у тебя будет настоящий сад?
— Может быть, — сказала она равнодушно. — А может быть, я просто исчезну. Сгину вместе с волшебством. Выбирай с умом, и ты получишь ответы на свои вопросы.
Он пожал плечами:
— Может, я ничего не выберу. Здесь слишком много драгоценностей.
Она взглянула на него. Он хитрил в надежде выудить из нее подсказку, найти верный ответ среди сплошных загадок. Что мне взять: розу или лилию? Или бедренную кость волшебника? Скажи же мне. Меч, или воду, или глаз дракона? Некоторые уже так допрашивали ее раньше.
Она просто сказала:
— Я не могу подсказать тебе, что следует взять. Я и сама этого не знаю. Насколько я видела, любая из этих вещей может убить.
Она не могла выразиться проще или донести свою мысль яснее: уходи.
Но он лишь спросил без улыбки:
— Это поэтому ты не можешь уйти? — Она снова пристально на него посмотрела. — Выйти за дверь, пересечь равнину на коне какого-нибудь мертвого короля и уйти?
Она ответила: — Не могу.
Она двинулась прочь, направляясь к полевым цветам, которые про себя называла ветряными колокольчиками, потому что ей казалось, что она слышит их музыку, когда ночной воздух устремляется с гор и мчится через равнину. Чуть погодя она вновь услышала его шаги, он шел вниз.