– Хочу проводить тебя вниз: не спускаться же к гостям одной.
Глубоко тронутая, Феба даже не знала, что сказать: только молча смотрела на одиннадцатилетнего мальчика, готового занять опустевшее место ее мужа.
– Это папа предложил, – помявшись, добавил Иво. – Я, конечно, не такой высокий, как другие джентльмены – да что там, я даже ниже тебя, можно сказать, я только полджентльмена, – но это ведь лучше, чем ничего, правда?
На лице его отразилась растерянность, когда он заметил, что глаза Фебы налились слезами.
Прочистив горло, Феба наконец сумела ответить, пусть и не совсем твердым голосом:
– Милый Иво, дорогой мой рыцарь! Сейчас ты на две головы выше всех прочих джентльменов! Спасибо, почту за честь.
Мальчик просиял и предложил ей руку галантным жестом, которому, Феба не сомневалась, научил его отец.
– Это честь для меня, сестричка.
На миг Феба словно увидела Иво взрослым мужчиной, уверенным в себе и полным неиссякаемого очарования.
– Подожди минуту: мне нужно решить, что делать с платьем.
– А зачем с ним что-то делать?
– Оно слишком… вызывающее.
Брат, склонив голову набок, внимательно оглядел ее с головы до ног:
– Это из словечек Пандоры?
– Нет, это самое обычное слово. Вызывающий – значит, слишком заметный, выделяющийся, обращающий на себя внимание.
– Сестричка, мы с тобой все равно не сможем не выделяться! – И Иво указал на свою огненно-рыжую шевелюру. – С такими волосами нет шансов, что тебя не заметят. Так что ничего не надо делать с платьем. Мне оно нравится, и Габриель будет доволен, что ты так хорошо выглядишь в канун его свадьбы!
Еще и двенадцати не исполнилось, а как рассуждает! Феба смотрела на брата с нежностью и гордостью.
– Хорошо, уговорил, – сказала она наконец неохотно.
– Ну слава богу! – с нескрываемым облегчением воскликнула Эрнестина.
Феба улыбнулась ей:
– Меня не жди. Сходи поужинай с другими слугами внизу и отдыхай.
– Благодарю вас, мэм.
Феба приняла руку Иво, и мальчик вывел ее из комнаты. Шагая к великолепной парадной лестнице, она окинула взглядом его строгий итонский костюм: черные саржевые брюки, белый жилет и черный атласный галстук-бабочку, и заметила:
– О, ты дорос до длинных брюк!
– На год раньше, чем положено, – похвастался Иво.
– И как ты уговорил маму?
– Сказал, что мне не пристало ходить в коротких штанишках: тогда уж лучше вовсе без штанов. Мама так смеялась, что чуть не захлебнулась чаем, а на следующий день к нам пришел портной, снял с меня мерки и сшил костюм. Больше близнецы Хант не будут смеяться над моими коленками!
(Мистер и миссис Саймон Хант, близкие друзья Шоллонов, вместе со своими четырнадцатилетними сыновьями Эштоном и Огастесом часто бывали в Херонс-Пойнте.)
– Близнецы над тобой смеются? – с удивлением и беспокойством спросила Феба. – Но ведь ты всегда с ними дружил!
– Ну да, друзья всегда подкалывают друг друга, обзывают по-всякому: «дуралей», «жирдяй», «узлы-коленки». Чем ближе друг, тем обиднее обзывается.
– Но почему же нельзя общаться без этого?
– Потому что мы мальчишки, – пожал плечами Иво. – Посмотри хоть на наших братьев. Знаешь, какую телеграмму Габриель вчера получил от Рафаэля? «Дорогой братец, поздравляю тебя и соболезную невесте! Жаль, не могу присутствовать и лично предупредить ее, за какого осла она выходит замуж. С любовью, Рафаэль».
Феба рассмеялась.
– Очень в его духе! Знаю, что они любят друг друга поддразнивать, но никогда не могла понять зачем. Наверняка и с моими сыновьями будет так же. Но я рада, что Генри таким не был. Никогда не слышала, чтобы он над кем-то насмехался.
– Он был очень хороший, – грустно сказал Иво. – Не такой, как все. Я по нему скучаю.
Феба молча легонько сжала его плечо.
К большому ее облегчению, в гостиной оказалось вовсе не страшно. Здесь ей составили компанию родители и Серафина, а также лорд и леди Уэстклиф, которых младшее поколение Шоллонов звало не иначе, как «дядя Маркус» и «тетя Лилиан».
Охотничьи угодья лорда Уэстклифа, Стоуни-Кросс-парк, находились в Гэмпшире, неподалеку от Эверсби. Граф и его жена, дочь американского миллионера из Нью-Йорка, растили троих сыновей и трех дочерей. Тетя Лилиан не раз шутливо предлагала Фебе обратить внимание на кого-нибудь из ее пышущих здоровьем красавцев сыновей, но та вполне искренне отвечала, что и думать об этом не может: это все равно что влюбиться в собственного брата! Слишком много семейных праздников Марсдены и Шоллоны провели вместе, слишком хорошо знали друг друга, чтобы между их потомством вспыхнули романтические искры.
Меррит, старшая дочь Марсденов, была одной из ближайших подруг Фебы. Когда Генри был уже очень болен, она несколько раз приезжала в Эссекс, чтобы помочь Фебе: заботилась о больном умело и с неизменным добрым юмором. В сущности, ей Феба доверяла больше, чем матери Генри, Джорджиане, уверявшей, что расстроенные нервы не позволяют ей ухаживать за умирающим.