Глядя на портрет вместе с Уэстом, Феба тихо произнесла:
– Мы всегда склонны идеализировать усопших. Но я хочу, чтобы мальчики понимали, что их отец хоть был и чудесным человеком, но обычным смертным со своими недостатками, а не неприступным святым – иначе они никогда по-настоящему его не узнают.
– И в чем ты видишь его недостатки? – мягко спросил Уэст.
Поджав губы, она довольно долго раздумывала над ответом.
– Он часто уходил от проблем. Отстранялся от мелочей жизни. Отчасти из-за болезни, но еще и потому, что не любил сложностей. Всего некрасивого, неприятного он старался избегать. – Она повернулась к нему лицом. – Генри твердо настроился считать меня совершенством, и его страшно расстраивало, когда я проявляла мелочность, раздражительность или неблагоразумие. Я не хотела бы… – Тут Феба остановилась.
– Чего? – спросил Уэст, подождав и не дождавшись продолжения.
– Не хотела бы, чтобы ко мне предъявляли столь высокие требования. Предпочитаю, чтобы меня не боготворили, а просто принимали такой, какая я есть.
Волна нежности накрыла Уэста, когда он вгляделся в ее расстроенное лицо. Хотел бы он сказать, что принимает ее полностью, жаждет, обожает – вместе со всеми ее сильными и слабыми сторонами!
– Я никогда не считал тебя совершенством, – сказал он ровным голосом, и Феба рассмеялась. – И все же, тебя трудно не боготворить. Боюсь, ты просто не способна умерить мое восхищение.
В светло-серых глазах Фебы блеснул лукавый огонек.
– Если это вызов, я его принимаю.
– Это не вызов! – поспешил уверить ее Уэст; но она, словно не услышав, уже вела его из комнаты прочь.
Они вышли в коридор из камня и стекла, соединявший главное здание с одним из боковых крыльев. Сквозь окна во всю стену лился солнечный свет, приятно согревая каменные стены и пол.
– Путь в гостевой флигель лежит через восточное крыло, – объяснила Феба, – или через зимний сад.
– Зимний сад?
Она улыбнулась, заметив его интерес:
– Мое любимое место в доме. Пойдем, я покажу.
Зимний сад оказался стеклянной оранжереей высотой в два этажа и протяженностью не меньше ста двадцати футов. Все пространство здесь заполняли пышные декоративные деревья, папоротники и пальмы, а также причудливые искусственные скалы и даже пруд с золотыми рыбками. Когда Уэст вошел сюда и огляделся, его восхищению не было предела. В Эверсби тоже есть оранжерея, но до этой ей далеко.
Вдруг его внимание привлек странный тихий звук, точнее, целая серия звуков: что-то вроде писка резиновых игрушек, из которых выпускают воздух. Озадаченный, он взглянул вниз и увидел у своих ног трех черно-белых котят.
Феба рассмеялась, увидев его лицо:
– Они тоже обожают оранжерею!
Радостное удивление осветило лицо Уэста, когда гладкошерстная черная кошка бесшумно выскользнула из-за пальмы и принялась тереться о юбки Фебы.
– Бог ты мой! Галоша?
Феба нагнулась и погладила животное по блестящей черной шерстке.
– Верно. Обожает ходить сюда и наводить страх на золотых рыбок. Нам пришлось прикрыть пруд проволочной сеткой.
– Значит, когда я тебе ее отдал… – медленно начал Уэст.
– Всучил, – поправила Феба.
– Всучил, – покаянно согласился Уэст. – Она уже была…
– Вот именно, – сурово кивнула Феба. – Была троянской кошкой.
Уэст старательно делал вид, что ему стыдно.
– Я понятия не имел…
Ее губы дрогнули в улыбке.
– Ты прощен. Она оказалась очень милой компаньонкой. А котят обожают мальчики.
Один котенок попытался вскарабкаться по ноге Уэста, цепляясь за штанину, но тот оторвал его от себя и аккуратно опустил на пол.
– Так что же, идем во флигель? – предложила Феба.
Уэст, зная, что не сможет доверять себе, если они с Фебой окажутся вблизи спальни, предложил:
– Давай немного побудем здесь.
Феба послушно села на каменные ступени мостика через пруд с золотыми рыбками, расправила юбки и сложила руки на коленях.
Уэст сел рядом, на ступеньку ниже, чтобы их лица находились на одном уровне.
– Расскажешь, что у тебя произошло с Эдвардом Ларсоном? – попросил он, стараясь не особенно высказывать заинтересованность.
На лице Фебы промелькнуло облегчение, словно она получила разрешение сбросить с плеч тяжелую ношу.
– Прежде всего пообещай не говорить о нем ничего оскорбительного?
Уэст закатил глаза.