– Уэст… я же почти… – Она остановилась, не в силах выговорить это вслух.
Как он обожал в ней эту скромность!
– Знаю, – прошептал Уэст, – я чувствовал. Ты так меня стискивала! – И он начал медленно двигать бедрами, едва ли сознавая, что именно говорит, окутывая Фебу словами, словно лепестками цветов. – Ты как шелк. Все в тебе прекрасно… все так сладко… В следующий раз я не остановлюсь. Мне так нравится смотреть, как ты достигаешь вершины… твой взгляд… всегда немного удивленный… как будто ничего подобного ты никогда раньше не испытывала. Ты покрываешься густым румянцем, как дикая роза, везде… твои маленькие ушки начинают гореть, губы дрожат… да, вот так…
Он целовал Фебу, ловил ее вздохи, ласкал влажные атласные глубины ее рта, бархатный язычок, смело сплетавшийся с его языком. Каждый раз, когда он почти выходил из нее, внутренние мышцы отчаянно сжимались, словно спешили затащить его обратно. Наслаждение было таким острым, что Уэст опасался не совладать с собой: вдруг несколько капель семени все-таки просочатся в ее тугое, влажное, пышущее жизнью лоно. Она была уже близка к развязке: сжалась, начала пульсировать, словно доила его набухшую плоть, а он сейчас всецело сосредоточился на том, чтобы продолжать двигаться неторопливо и размеренно – ради нее, хотя и его тело уже было готово излиться. Он держался из последних сил, но продолжал мощно и глубоко вонзаться в нее до тех пор, пока не прекратились спазмы ее тела.
Теперь настал его черед, но он оказался к этому не вполне готов. Куда излить семя? Под рукой нет ничего подходящего.
– Феба, – спросил он, не прекращая двигаться, – в каком кармане у тебя носовые платки?
– У этого платья нет карманов, – выдохнула она едва слышно.
Уэст остановился, скрипнув зубами от острой боли в паху.
– Что, ни единого носового платка?
Она виновато помотала головой.
Он прорычал проклятие и, опустив Фебу на пол, медленно извлек свой пылающий стержень из ее теплых и влажных глубин. Все тело у него ныло.
– Почему ты не можешь… – начала Феба, но тут же поняла.
Уэст оперся обеими ладонями о стену и, закрыв глаза, отрывисто произнес:
– Дай мне несколько минут.
Он слышал, как Феба поправляет одежду. Через несколько секунд раздался ее голос:
– Давай я помогу.
– Да что ты сможешь сделать?
Странно, но голос Фебы со смешливыми нотками теперь доносился откуда-то снизу.
– Пусть я никогда и не видела эротических открыток, но все-таки кое-что могу.
Уэст открыл глаза – и замер в изумлении, обнаружив, что она стоит на коленях у его раздвинутых ног. Когда она изящным движением истинной леди взяла в руки его тяжелое естество, он не смог издать ни единого звука, а когда склонила голову и сомкнула вокруг него свои припухшие от поцелуев губы, вбирая его в себя, и вовсе едва не лишился чувств. Не прошло и минуты, как Уэст вскрикнул в экстазе, освобожденный ею… и ею покоренный, отныне принадлежавший только ей одной.
Феба зевнула, поднимаясь по лестнице из комнаты экономки, где провела все утро за ежемесячной инвентаризацией. Недоставало нескольких обеденных салфеток: две сожгла неопытная горничная, еще одну, по-видимому, сдуло с веревки в ветреный день. Обсудили новую смесь для стирки: не многовато ли в ней соды, не повредит ли она льняным изделиям? Счет за уголь сочли приемлемым, счет от бакалейщика – немного завышенным.
Инвентаризация всегда была для Фебы скучным и тягостным занятием, а сегодня особенно: ведь прошлой ночью она почти не спала. Казалось, они занимались любовью многие часы подряд, пробуя все новые и новые позы. Он никак не мог насытиться и все терпеливо изучал ее тело, пока, вконец измученная, она не начала умолять его остановиться.
Может, подняться к себе и вздремнуть? В доме стояла тишина. Уэста вроде не видно: должно быть, ушел куда-то или… Нет, не ушел. Остановившись в главном холле, она заметила в приемной тень от его стройной широкоплечей фигуры. Он стоял у окна и, склонив голову набок, смотрел на подъездную аллею. Один его вид сразу согрел ее и породил внутри легкий трепет счастья.
Тихо ступая в туфлях на тонкой подошве, она прокралась в приемную, подошла к нему сзади, привстала на цыпочки и, прижавшись грудью к его спине, прошептала на ухо:
– Пойдем со мной…
Вдруг стены завертелись вокруг нее с ошеломляющей скоростью. Не успев даже закончить фразу, Феба оказалась прижатой к стене. Одной рукой он сжал оба ее запястья и завел руки за голову, другой замахнулся, словно собирался ее ударить. Странно, но даже угрожающе воздетый кулак не напугал ее так, как напугал его взгляд, холодный и беспощадный, словно блеск на лезвии ножа.