— Я немного удивлена, — начала она.
Но тут принцесса внезапно встала с дивана.
— Я устала, — произнесла она на превосходном французском миссис Дрюс, и тоже вышла из комнаты, бросив, проходя мимо, как показалось мисс Брук слегка презрительный взгляд на майора.
За ней последовали ее две сопровождающие, одна из них несла опахало, а другая — подушки. Миссис Дрюс снова повернулась к Лавдей.
— Признаюсь, вы меня застали врасплох, — сказала она, ее вежливые манеры слегка растаяли. — Я не привыкла к присутствию детективов в моем доме. А сейчас скажите, что предполагаете делать: как вы собираетесь начинать свои расследования — обойти дом, заглядывая во все уголки, или допросить слуг? Простите меня, но на самом деле я совершенно не знаю, как обычно проводятся такие расследования.
— Я не предполагаю сегодня длительного расследования, — холодно сказала Лавдей, в ответ на такой же холодный прием, — потому что у меня очень важное дело, которое нужно завершить до восьми часов вечера. Прошу вас позволить мне увидеть комнату мадмуазель Кунье — десяти минут будет достаточно — после этого, думаю, что больше не побеспокою вас.
— Конечно. Вы найдете комнату точно такой же, как Люси оставила ее, там ничего не трогали.
Она повернулась к дворецкому, который к этому времени вернулся и стоял, держа поднос с крюшоном, и по-французски попросила его позвать ее служанку и велеть ей показать мисс Брук комнату мадмуазель Кунье.
Десять минут, которые просила Лавдей, растянулись до пятнадцати, но лишние пять минут, конечно же, не были потрачены ею на исследование ящиков. Горничная, приятная, общительная молодая женщина, звеня ключами, открывала каждый замок, и, казалось, была вовсе не склонна сплетничать, отвечая на вопросы, которые Лавдей попутно ей задавала.
Она ответила на множество вопросов, которые Мисс Брук задала об уважаемой мадмуазель и ее привычках, потом от мадемуазель разговор перешел к остальным членам семьи миссис Дрюс. Если бы Лавдей, как она сообщила, спешила в этот вечер по важному делу, то, конечно же, ее дальнейшие действия были бы непонятны.
Покинув комнату мадемуазель, она вышла из дома, не оставив сообщений ни миссис, ни майору Дрюсу. Неторопливо прошлась по Портленд-Плейс, а затем, убедившись, что за ней не следят, подозвала экипаж и попросила кэбмена отвезти ее к мадам Селин, популярной модистке на Бонд-стрит.
У мадам Селин она провела около полутора часов, делая поминутные распоряжения насчет новой шляпы, которая, конечно же, не идет ни в какое сравнение с другими шляпками модистки, которые она когда-либо прежде носила.
От г-жи Селин кэб отвез ее в ритуальный магазин, на углу Сэвил-стрит, где она десять минут беседовала с самим гробовщиком в его маленьком кабинете.
Оттуда Лавдей поехала домой на Гауэр-стрит, где, не снимая шляпы и пальто, написала короткую записку майору Дрюсу с просьбой встретиться с ней на следующее утро в кондитерской компании Эгласи, на углу Сэвил-стрит, в девять часов утра.
Эту записку она отправила с кэбменом, велев, чтобы он доставил ее в Портленд-Плейс на обратном пути к своей стоянке.
— У них странный способ вести дело! — сказал майор, открыв и прочитав записку. — Предположим, что я встречусь. Не понимаю, что она могла узнать, просто сидя в углу пару часов! И уверен, что она не уделила чудовищу Кассими и на четверть больше внимания, чем уделяла другим людям. Несмотря на свое ворчание, майор выполнил просьбу молодой женщины, и на следующее утро в девять часов его видели, пожимающим руку мисс Брук на пороге Эгласи.
— Оставьте свой экипаж, — велела она ему. — Я хочу, чтобы мы спустились вниз по улице, дошли до французской протестантской церкви, в которую вы иногда сопровождали Мадмуазель Кунье.
У дверей церкви Лавдей остановилась.
— Прежде чем мы войдем, — попросила она, — вы должны пообещать, что, что бы вы ни увидели, а вы, возможно, будете удивлены, — вы не будете волноваться, и не откроете рта, пока мы не выйдем.
Майор, не смущаясь, дал обещание; и они вместе вошли в церковь.
Это помещение церкви было большим; в конце прохода, находилась кафедра, а сразу за ней располагалась невысокая платформа, окруженная латунной оградой.
Там, в черной сутане, находился пастор церкви, а перед ним, на подушках, стояли на коленях два человека, мужчина и женщина.
Эти двое и церковный служитель, и были всей паствой.
Церковь располагалась среди магазинов и домов, что требовало витража на каждом из окон. Войдя с залитой солнечным светом улицы в тускло освещенную церквушку, майор с трудом различал, что там происходит. Церковный служитель предложил показать им их места. Лавдей покачала головой и сказала: