— Теперь я тебя не отпущу, — шепчет его хулиганка, подавая бедра ему навстречу. Воруя у него дыхание долгим поцелуем и не позволяя отстраниться, когда оргазм накрывает мощной волной. Сжимает его изнутри всей собой, выжимая до последней капли, догоняя его на пике удовольствия своим наслаждением. Кричит, выгибаясь так сильно, что Егор буквально падает на нее, вдавливая в постель, вдруг испугавшись, что она сломается к чертям.
Тяжело дышит, приходя в себя, и не сразу понимает, что Карина плачет. Всхлипывает, уткнувшись носом в его влажное плечо.
— Не понял, в чем дело, малышка? — Егор пытается поймать лицо Карины, но она прячется и лишь мотает головой, растирая по нему слезы. — Ты всё-таки решила меня утопить? Учти, малышка, плавать я не умею.
Она смешно икает, сглатывая всхлип, и смотрит на него так, что его член подрагивает, принимая боевую готовность. А ведь ещё мгновение назад казалось, что он выжат до последней капли. Но стоит ей посмотреть на него своими большими серо-голубыми глазами, влажными от слез, как у него простреливает не только в паху, но и где-то за ребрами. Там, где его заноза трётся своим хлюпающим носом.
— Ты правда плавать не умеешь? — и в голосе столько неверия, что хватит на весь земной шар.
— Не совсем, — стирает большим пальцем скатившуюся по щеке слезу и щелкает свою занозу по кончику носа. — Пацаном был, плавал, — накручивает на палец золотой локон, отпускает. Тот пружинит смешной кудряшкой. — А потом дважды тонул и с тех пор предпочитаю только душ.
— Тонул, — выдыхает судорожно и тянется ко мне всей собой, губами касается уголка рта. — Почему?
— Братья развлекались, — говорю, членом ощущая горячую кожу ее бедра.
— Гады, — шепчет, скользнув рукой к паху.
— Не то слово, — Егор соглашается с судорожным стоном, когда ее пальчики обнимают твердую плоть. Двигаются медленно, но настойчиво. Вверх, оглаживая подушечкой пальца влажную головку. Стонет и толкается в ее ладошку, срывая с соленых губ довольный смех. И рычит сквозь зубы, когда Карина непозволительно медленно ведёт ладошку вниз по его твердости, размазывая по нему влагу.
— Твою мать, Кори! — с рыком подминает ее под себя и одним мощным толчком входит на всю длину.
Замирает, поймав ее потемневший взгляд. Губы кусает и простынь мнет.
— Что? — спрашивает Егор обеспокоенно, выйдя из нее. Член болезненно ноет, требует вернуть его во влажное тепло. А в голове снежным вихрем тревожные мысли: сделал больно, забыл, что не маленький совсем и его девочка до этого не жаловалась, но…вдруг?
— Как ты меня назвал? — переспрашивает Карина, обхватив его бедра, разом выметая из головы всякую хрень.
Егор хмурится, вспоминая.
— Кори… Черт, само слетело, — три дня провозился со своей звёздной кобылой Бонной. Роды тяжелые были, но в итоге на свет появилась такая красотка, что назвать ее по-другому Егор просто не мог. Кори. Маленькая альбиноска с синими глазами. Как его несносная принцесса. — Прости…
— Не надо, — улыбается широко и глаза цвета рассветного неба темнеют ещё на полтона. С ума сойти можно с этой девчонкой. — Кори, — повторяет имя по слогам, словно на вкус пробует. — Меня никогда так не называли. Мне нравится.
И сама двигает бедрами, насаживаясь на него до самого основания. Задавая ритм их очередному раунду.
А дальше мир перестает существовать. Все исчезает, кроме девушки под ним, мягкой, отзывчивой и напористой, не уступающей ему в своей страсти. Она целует его жадно, втягивая кожу и слизывая капли пота. А еще она кусается! Помечает его, довольно постанывая в ответ на его капитуляцию. Пусть метит. Егор уже давно весь ее с потрохами. Пусть его вредная принцесса наслаждается своей властью. Он даже позволит ей оседлать его, потому что сил совершенно нет. И они снова взлетают в небо вдвоем, чтобы спустя удар сердца сорваться в пропасть и разбиться на сотню радужных осколков.
— Елки-палки, на что я подписался, — сокрушается Егор, когда дыхание приходит в норму, а Карина устраивается на нем, нагло спеленав его руками и ногами. — Чувствую себя марафонцем, старым и дряхлым…
— На комплимент напрашиваешься? — и даже бровью не ведет, щекой потершись о его влажную грудь.
— А я разве заслужил? — хмыкает, зарывая ладони во спутанные волосы. — Ты так активничаешь, — придавливает ее к себе, заерзавшую на нем и пробудившую еще не остывшее желание. — Мой косяк. Говорю же, старый…
— Тебя что-то не устраивает? — хмурится, вскинув на него свои невозможные глаза цвета шторма.
— А разве похоже, что меня что-то не устраивает? — и трется налившимся членом между ее бедер.
Карина охает и теперь в ее штормовых глазах — изумление пополам с восхищением. Контрольный в самое сердце, которое срывается в галоп. На него никто никогда так не смотрел.
— Ну и что же ты лежишь, старый и дряхлый?
— Ох, Кори, искушение ты мое, — рычит под ее заливистый смех и снова опрокидывает на спину.
В этот раз он до невозможности нежен и ласков. Целует ее груди, обнимает губами соски, втягивает их в рот, посасывая. Прикусывает, срывая с ее губ сумасшедшие стоны и стирает языком следы собственной несдержанности. Карина царапает его плечи и тут же шипит, прогнувшись, когда в отместку Егор бьёт кончиком языка по клитору. Втягивает в рот, как самый сладкий плод, облизывает, пьянея от ее вкуса. Накрывает ее сочающуюся плоть всей поверхностью языка, вылизывая, как ребенок лижет эскимо, шалея и ловя губами ее удовольствие. Карина выгибается, пальцами вцепившись в его волосы и промежностью впечатываясь в его лицо. Сдавливает бедрами так сильно, что на миг Егору кажется — она ему точно что-то сломает. На миг, потому что в следующую секунду волна дрожи прокатывается по ее влажному телу. И Карина кричит, метаясь по постели. Кричит, кончая ему в рот.
— Люблю тебя, — выдыхает, обессиленно распластавшись на кровати.
А Егор смотрит на ее раскрасневшееся, но счастливое лицо. На ее губы, припухшие от его поцелуев. На красивое тело, усыпанное бисеринками пота и отпечатками его желания. Смотрит, наслаждаясь ее удовольствием и впитывая в себя ее тихие слова. Ладонями по крутым бёдрам, срывая тихий всхлип. Касается губами влажной кожи и накрывает свою несносную Принцессу одеялом. Закутывает как в кокон.
— Гусеница просто, — ворчит Карина.
— Очень вредная и красивая гусеница, — смеется Егор, сгребая ее в охапку вместе с одеялом и ее возмущенным сопением.
И вырубается, согретый ее ровным дыханием.
Глава 10
Январь. Сейчас.
Свой первый день нового года я встречаю в постели с мужчиной, о котором ещё неделю назад не смогла бы сказать ни одного лестного слова. Хотя, надо признать, что уже тогда он будоражил во мне что-то нереально сильное. Пусть даже злость, но она была настолько осязаемой, что будь я героиней какого-нибудь фантастического романа, точно превратила бы ее в нечто плотнее воздуха.
Он выводил меня из себя покровительственным тоном с налетом сарказма и смешинками в синих глазах. А его насмешливое “Миледи” превращало меня в замарашку, вырядившуюся в принцессу. И это чувство бесило, потому что я никогда не считала себя лгуньей, хоть и ненавидела свой титул с тринадцати лет.
И я злилась, возвращала ему колкости, впуская в каждую все больше яда. А он…скрещивал руки на груди и просто смеялся надо мной. Я же снова и снова пыталась доказать ему, что не обманщица. Я взрослая, самостоятельная и он не имеет права вмешиваться в мою жизнь. И уж тем более отнимать мое. Он увел у меня из-под носа восхитительный участок земли. Мой участок, за который я едва ли не душу продала.
Он назвал меня избалованной пустышкой и я впервые пришла к брату. И впервые брат выставил меня за дверь. Я строила план мести, попутно наводя справки о сделке и о том, где Конюх раздобыл пять миллионов. А я умею искать и делаю это лучше многих именитых сыщиков и это не хвастовство, а аксиома. И я нашла. Спустя три месяца после появления в моей жизни незнакомца в маске.