— Присаживайтесь, лейтенант.
Я опустился в глубокое удобное кресло. Жанин Майер расположилась в кресле напротив, скрестила ноги и одернула юбку — одна из самых неприятных женских привычек, насколько мне известно. Она явно ждала, пока я заговорю первым, спокойная, весьма уравновешенная руки она положила на подлокотники, и ее, кажется, даже не удивлял неожиданный визит полицейского в столь ранний час.
— Прошлой ночью убит художник Гилберт Хардейкр, — сразу взял я быка за рога.
— Да, я слышала по радио, — отозвалась она. — Ужасно! Не могу поверить!
— Вы хорошо знали его?
— Примерно недель шесть назад муж заказал ему мой портрет. — Теперь она вновь заговорила спокойно. — Я, естественно, познакомилась с ним и раз шесть или семь позировала. Он показался мне очень милым человеком. Трудно себе представить, что кому-то захотелось убить его.
— Увы, но он убит. — Я пожал плечами. — А как вам понравился портрет?
— Не знаю, ничего не могу сказать. — Она криво улыбнулась. — Когда я была в мастерской последний раз, портрет еще не был закончен. Теперь я, должно быть, уже никогда не узнаю, удался ли портрет.
— На мольберте мы видели законченную картину. Похоже, она не понравилась убийце. Он перечеркнул ее крест-накрест кровью Хардейкра.
На несколько секунд Жанин Майер прикрыла глаза.
— Теперь я совсем не хочу видеть эту картину, — произнесла она слабым голосом.
— Вы полагаете, на мольберте был ваш портрет?
— Я не видела, чтобы он работал над какой-то другой картиной. — Жанин широко раскрыла глаза. — А разве не видно, что это мой портрет?
— Нет. — Я был не вполне правдив, но, по крайней мере, абсолютно вежлив. — Миссис Майер, какого рода отношения связывали вас с Гилбертом Хардейкром?
— Отношения? — Она явно пыталась что-то прочесть на моем лице. — Я не понимаю, что вы имеете в виду.
— Возможно, вас связывали какие-то взаимные чувства? — настаивал я.
— Лейтенант. — Тон ее сделался ледяным. — Я не понимаю, к чему вы клоните, но мне это определенно не нравится. О каких чувствах может идти речь? Речь идет о художнике, которому муж заказал мой портрет.
— Вы никогда не позировали ему без одежды? Она побледнела и озадаченно уставилась на меня.
— Вы в своем уме?
— Безголовая обнаженная женщина — именно это заказывал ваш супруг или так захотелось Гилберту Хардейкру?
Жанин Майер медленно покачала головой:
— Нет. Только лицо и плечи. Хардейкр почти закончил мой портрет. Вы должны были видеть его в мастерской.
— Его там не оказалось, — раздраженно заметил я. — Там был только портрет обнаженной женщины. Она в отчаянии потерла лоб кончиками пальцев.
— У меня такое чувство, будто я вижу кошмарный сон, — проговорила она дрожащим голосом. — Я просто не могу ничего понять. Неужели я похожа на женщину, способную обнажиться перед каким-то полунищим художником?
— Я не знаю, как выглядят подобные женщины, — возразил я. — Единственное, что мне известно, это то, что он с вашего согласия писал ваш портрет и единственная картина, обнаруженная в его мастерской, представляла собой изображение обнаженной женщины.
— Но там должен был быть другой, мой настоящий портрет! — Теперь в ее голосе зазвучали умоляющие нотки. — Голова и плечи, на шее небольшой бриллиантовый кулон.
— Нет, мэм.
Позади отворилась дверь. Я повернул голову и увидел вошедшего. Элегантный от кончиков гладко причесанных волос до носков лакированных ботинок, он выглядел так, словно являлся неотъемлемой частью окружающей роскоши. У него было худощавое надменное лицо, темные внимательные глаза, резко очерченный рот.
Конечно, это мог быть только супруг Жанин Майер.
— Простите, — произнес он приятным голосом. — Я не знал, что ты не одна, Жанин.
— Я рада, что ты пришел, Кент. — Она поспешно поднялась. — Я даже не знаю, как это можно объяснить, но явно произошла ужасная ошибка.
— Ошибка? — Он бросил на меня холодный взгляд.
— Да! То есть нет, не то! — Она разразилась истерическим смехом. — Я в таком замешательстве, что сама не понимаю, что говорю. Кент, это лейтенант Уилер из окружного полицейского управления. — Неопределенным жестом руки она указала в мою сторону. — Лейтенант, это Кент Верной, компаньон моего мужа и наш близкий друг.
Так! Но не могу же я вечно быть правым.
— В чем дело, лейтенант? — холодно спросил Вер-нон.
— Убийство, — начал я. — Мы никак не можем решить вопрос, какой именно портрет был последним в жизни художника.
— Это абсурд! — пронзительно воскликнула Жанин Майер. — Лейтенант полагает, что я могла позировать художнику в… — Раздался страдальческий возглас, после чего женщина снова опустилась в кресло и закрыла лицо ладонями.
— Я так и не понял, в чем дело, — процедил Вернон. — Но я не могу видеть миссис Майер в таком состоянии. Поэтому я предлагаю вам, лейтенант, уйти.
— Возможно, вы правы, — спокойно согласился я. — Но мне придетс вернуться, чтобы закончить разговор с ней.
— Сначала вам лучше побеседовать с Джорджем, ее мужем! — Вернон злобно усмехнулся. — Думаю, он найдет, что сказать вам!
— Вам не откажешь в сообразительности, мистер Верной. — Я восхищенно осклабился. — Они оба без ума от вас — и он и она, не так ли? Где я могу найти мистера Майера?
— Думаю, в конторе.
— Где это?
— Далтон-стрит, 341, — бросил он. — Третий этаж, «Деккер и Майер, нефтяная промышленность, консультации».
— Благодарю, мистер Верной, — вежливо произнес я. — Приятно было познакомиться.
Он посмотрел на истерически рыдавшую Жанин Майер, затем перевел взгляд на меня:
— Лейтенант вы или нет, но думаю, для начала неплохо было бы дать вам в нос.
— Не советую вам нападать на полицейского, когда он находится при исполнении служебных обязанностей, мистер Вернон. Закон на этот счет строг. — Я любезно улыбнулся. — И кроме этого, поскольку у полицейских обычно нет денег на устройство спортивных соревнований, они, как правило, дерутся без правил и весьма результативно.
— Убирайтесь! — заорал он. — Или вам несдобровать!
Я выждал пару секунд. Он не осмеливался приблизиться. Я спокойно прошел мимо него и вышел в прихожую.
У парадной двери меня уже поджидала Хильда. Вся она так и лучилась пониманием.
— До свидания, лейтенант, — проговорила она голосом, хрустящим, как самое хрустящее печенье из рекламного ролика.
Я распахнул дверь.
— Я кое-что хотел бы уточнить у вас, — заявил я официальным тоном.
— Неужели? — Ее глаза так и впились в мою физиономию.
— Сегодня вторник, верно?
— Да.
— Значит, сегодня вечером ты свободна?
— Да. — Она быстро моргнула.
— Стало быть, договорились?
— Да, но я… — Голос ее сделался обычным приятным женским голосом, а глаза — обычными женскими глазами. — Я полагаю, лейтенант, это приказ и у меня нет выбора, — добавила она.
— Правильно полагаешь, — подтвердил я. — Но у меня тут есть некоторые проблемы. Хильда, ты могла бы приехать в город?
— Конечно! — сразу согласилась она. — Мистер Майер разрешает мне пользоваться одной из машин в любое время дня.
— Тогда остается еще одна проблема. Дела идут таким образом, что я могу проработать до позднего вечера. Ты не против того, чтобы подождать у мен дома? Так или иначе, я вернусь часам к девяти. Потом мы отправимс куда-нибудь поужинать, а после сможем покрутить пластинки на моем проигрывателе.
— У меня одно предложение, — нежно произнесла она. — Я сделаю лазанью. Возьму с собой все необходимые продукты, приготовлю лазанью и буду дожидаться тебя. Что ты скажешь на это? Тогда нам не придется выходить из дому, чтобы пообедать, ведь так? — Ее пальцы нежно гладили мой рукав. — Ты понимаешь, — начала она. — Я просто схожу с ума от хорошего проигрывателя и сентиментальной музыки. А если этим можно наслаждаться с выключенным светом, на диване, и все такое…