Мисс Пиил опять умолкла на некоторое время, и я не смел торопить ее, хотя и время торопило меня, с каждой минутой приближая наступление следующего дня и, стало быть, завершение моей миссии, которую я еще и толком начать не сумел.
Кто-то осторожно коснулся двери, она приоткрылась, пропуская в комнату Ланса. На сей раз он держался согласно протоколу: отвесив уместный поклон, мой бывший рыцарь проговорил бесцветным деревянным голосом:
– Ее светлость ждет вашу милость в своем кабинете.
Он стоял предо мной с видом самого исполнительного слуги на всем белом свете. Лишь в глубинах глаз его застыло робкое ожидание, ожидание моего выбора. Мог ли я еще раз разочаровать его?
– Передайте ее светлости, что я не могу тотчас прийти к ней и прошу в том ее прощения и понимания: мой долг исповедника повелевает мне довести ритуал до конца, не прерывая его.
Сказанное мной не было законом, но традицией, и, по-видимому, Ланс знал это. Однако он послушно попятился, но теперь на лице светились изумление и нечто похожее на радость.
– Не делайте этого, сэр Питер. Я не хочу, чтобы из-за меня вы не исполнили миссию, с которой приехали в Найт.
Я обернулся к мисс Пиил, но видел лик Господина моего, смотревшего на меня с немой укоризной.
– Видит Он, что выполняю я священные заветы даже вопреки воле Его. Надеюсь, Всевидящий простит мне эту маленькую слабость.
– Будь, по-вашему, отец-командор, – смирилась мисс Пиил, и в голосе ее услышал я какие-то новые неясные мне интонации.
– Справедливости ради, должна сказать, что сэр Реджинальд Поул, хоть и носит он титул Главного Смотрителя Игры, если и вступает в Игру, то крайне редко и только в качестве Распорядителя. Да и праздных бесед об Игре он не одобряет, особенно с иноверцами, полагая, что это равно не идет на пользу ни слушателям, ни самой Игре.
Другое дело – младший брат его, которого из-за невероятной удачливости прозвали Счастливчиком. У него, как и всех, кто излишне избалован судьбой, ослаблено чувство такта. Сэру Генри сей предмет разговора был крайне неприятен, и он под благовидным предлогом удалился и увлек за собой почти все свое семейство. Так что роковые слова о Мартине слышали я, Стентон и, кажется, Фреда. Собственно, сэр Джемфри всего лишь сказал, что из младшего Кеплена получился хороший игрок. И произнес это с удивленным одобрением. Но для меня сего было вполне достаточно. Я сразу поняла, что Мартин увяз в Игре и некому кроме меня освободить его.
Я пристально взглянул на нее, и она запнулась на полуслове.
– Освободить? Вы уверены, что наши верное слово, мисс Пиил?
– Во всяком случае тогда я думала именно так, – обреченно подтвердила она. – Освободить, спасти, вернуть к Вере. Я знаю, это неправда, но и теперь мне кажется, что просто не могла ни о чем ином думать. И после долгих размышлений пришла к мысли, что с Тьмом нужно бороться ее же оружием, Игру можно победить Игрой.
– Совсем как леди Грей, – пробормотал я, но мисс Пиил (хвала Всевидящему!) не услышала меня.
– Еще в ту первую нашу встречу сэр Джемфри рассказал об Игре Доверия. Вы знаете ее условия? – мисс Пиил вопросительно взглянула на меня, и я вынужденно кивнул.
– Странно не правда ли, что зачастую не видим знаков, предостерегающих нас, или не доверяем глазам своим (и я опять вынужденно согласился с ней). Когда я приехала с ответным визитом к сэру Джемфри, он представил меня своему страшему брату. И опять была пятница, гости съезжались один за другим, в основном это были друзьям ее светлости, хотя приехали и простые дворяне, живущие по соседству. Во всеобщей суете сэр Реджинальд увлек меня к окну, чтобы сказать несколько слов, коих кроме нас двоих не слышал никто. Тон его речи был небрежен, что отнюдь не умаляло важности сказанного: «Не доверяйтесь ни в чем важном моему брату. Он слишком легкомысленно испытывает терпение Ночи. И добром это не кончится». И будь это сказано кем-то другим, возможно приняла бы я совет с благодарностью и искала бы иной путь, ведущий к цели моей. Но предустережение, прозвучавшее из уст самой Ночи лишь раззодорило меня. Она хочет остановить меня, значит, я должна сделать все наоборот.