Голова моя поплыла кругом: «Но разве Мартин, мистер Кеплен не сам?..»
Джайлс круто повернулся ко мне: «Когда стража у ворот задержала нас, мистер Кеплен успел сказать мне, что не совершал того, в чем его обвинять будут, но должен взять чужой грех на себя, чего бы ему самому это ни стоило».
«Но зачем?» – едва выдохнула я.
«Я спрашивал, но мистер Кеплен лишь ответил мне, что всю жизнь пренебрегал ритуалами Веры и может быть, это последний шанс доказать искренность своих чувств. Не знаю, что он хотел этим сказать. Поразмыслите сами, мисс» …
Поминовение стало для меня пыткой. Я едва ли понимала, что происходит вокруг. Голова моя мучительно пережевывала одну и ту же мысль: «Мартин считал меня воровкой и пожертвовал собой ради меня». Едва все закончилось, я поспешно выбежала во двор, чтобы скрыться в саду (как будто от самой себя можно спрятаться?). И увидела прямо пред собой баронессу Моргентау. «Да сбудется Тьма!» – громко произнесла она, и я невольно попятилась. Мне, конечно, известно, что баронесса еще во времена королевы Марии приняла ночную веру (не знаю: по искреннему чувству или же чтобы досадить своему родителю), только здешнее приветствие в ее устах звучало как-то пугающе.
Баронесса окинула меня испытующим взглядом: «Не стоит меня так страшится, милая (ее улыбка была темна, как сама Ночь). Вы ничего мне не должны. Сэр Джемфри уже все уладил».
«Но, ведь не может платить за меня», – хотела возразить я, но мисс Мокридж мгновенно пресекла мое сопротивление: «Не задайте лишних вопросов, милая. Просто примите как есть: ваша игра закончена».
«Хотите добрый совет?» – глаза ее сошлись в узкие щели – «Никогда больше не играйте. У вас иной талант».
Я пропустила баронессу мимо себя и поплелась медленно, сама не зная куда и зачем. И вместо сада оказалась на площади перед Храмом. Он нависал надо мной, Живой Дом Ночи, как именуют его здесь и я почувствовала себя раздавленной могучей тенью его.
Кто-то окликнул меня. Обернувшись, я увидела сэра Джемфри, который с явным смущением взирал на меня, словно не решаясь подойти поближе. Его внезапная робость казалась заразительной. Я попыталась заговорить с ним, но слова умирали у меня в горле.
«Ничего не говорите, мисс Пиил», – наконец произнес он. – «Я и так знаю, что виноват пред вами. Мне не должно было медлить с моим решением. Если я сразу исполнил требование мисс Мокридж, ваш родственник, казненный сегодня, был бы жив».
«Условие? Какое условие?» – решительно ничего не понимая, переспросила я. – «Баронесса хотела, чтобы вы уплатили мой долг?.. Разве правила Игры дозволяют это?»
«Уплатил?..» – до сих пор я и не подозревала, чтобы во взгляде его может быть столько горечи. – «Я не потерял ни единого гроша. Да и не могла она, вы правы, требовать у меня денег. Она просто обменяла ваше желание».
«Все достаточно просто», – видя мое недоумение, продолжал сэр Джемфри. – «Если бы вы проиграли самой Игре, то ничего изменить было бы нельзя. Но выигрыш достался мисс Мокридж, сделавшей ставку на ваш проигрыш, и судьба вашего желания оказалась в ее руках. Она могла либо получить свой выигрыш, либо потребовать выкуп за исполнение желания. Баронесса предпочла второе. А я.… я слишком долго думал».
«И что она потребовала у вас?» – дрогнувшим голосом произнесла я.
«Чтобы я навсегда отрекся от Игры», – безразлично произнес сэр Джемфри. – «И я сделал это. Сегодня».
«Подождите», – спохватилась я., – «не хотите же вы сказать, что, если бы вы исполнили требование баронессы раньше, все повернулось бы вспять?»
«Конечно, нет», – ровно ответил он. – «Но партия, в которой участвовал мистер Кеплен считалась бы как бы несостоявшейся, все участники получили бы свое, а сам мистер Кеплен был бы согласно вашему желанию навсегда отрешен от Игры. И ему не пришлось бы похищать эти деньги».
Я почувствовала, как земля уходит из-под ног моих.
«Но зачем, зачем вы сделали это теперь?!! Вы же знали, что все уже кончено. А из Тьмы не возвращается никто».
Сэр Джемфри с печальной задумчивостью смотрел на меня.
«Есть в вашей религии такие странные понятия: покаяние и прощение. У нас это невозможно. За проступком следует наказание, а запоздалые сожаления не принимаются в рассчет. И хотя я не совершил ничего, противного нашим законам и вере, все же чувствую себя виноватым».
«И я прошу вас простить меня, мисс Пиил», – тихо добавил он. Прошла минута-другая, а я все не могла выдавить из себя ни звука, чтобы хоть что-то ответить ему. А мысль, пришедшая тогда мне в голову, была и вовсе нелепа. Есть ли во Тьме, думала я, именем которой посвященные Ночи приветствуют друг друга, нечто подобное Преисподней, так красноречиво однажды описанной нашим местным священником? Если да, то почему я до сих пор не провалилась туда, а стою и смотрю в эти несчастные печальные глаза напротив?