– Но сэр Реджинальд желал бы еще раз предстать пред вашей милостью, – осмелился возразить страж.
– Главный Надзиратель Игры должен покинуть замок, как и все остальные, – отрезала леди Джейн. – Господин посол – последний, с кем я разговариваю сегодня.
Она полагала разговор завершенным, однако служитель стоял пред ней склонив голову, но не двигаясь с места.
– Ступайте, – тихим, полным льда, голосом произнесла герцогиня, – передайте сэру Реджинальду, что я не желаю дважды повторять одно и то же.
– А вы коварный человек, господин посол, – неожиданно произнесла она, глядя вослед уходящему служителю. – Разве ваша вера не считает это пороком?
– Моя вера требует наказания зла, – возразил я, но леди Джейн тут же перебила меня.
– В здешнем мире или в жизни грядущей, – продолжила она быстро. – Так почему бы вам не оставить все, как есть, до наступления жизни грядущей?
Я смиренно склонил голову:
– Слаб я, ваша светлость: очень хочу увидеть торжество справедливости своими глазами.
– Любой ценой?
Я промолчал. Да что мог ответить я могущественной женщине, живущей под крылом иного божества, в мире, где каждый от рождения твердо знает: Бог существует. Где заветы впитываются с молоком матери и первыми еще не твердо произносимыми словами. Где каждый проступок против Воли Божьей карается без промедления, где неизвестны ни милосердие, ни покаяние. Как объяснить ей, что чувствует человек, видящий, что в обычной жизни лучше всего приспосабливается нарушитель любых заветов, а Бог при этом безмолвствует?..
Ничего такого я не мог сказать Посланнице Ночи, и потому ответил вопросом на вопрос:
– Ваша светлость, его сурово накажут?
– Это как посмотреть, – любезно пояснила герцогиня, – поскольку договор о его пребывании в Найте был заключен еще до его перехода под покровительство Ночи, его нельзя будет осудить как клятвопреступника. Но у меня есть иная возможность. Он будет выслан на родину. Конвой проводит его до границы, а что с ним случится на той стороне, уже не моя забота.
– Впрочем, – добавила она, – он может войти во Храм, и заново, как принявший покровительство Ночи принять обязательство не вмешиваться в дела Полуденного королевства… Правда, Ночь отказать ему.
– Отказать? – переспросил я.
– Не принять его клятву. А это означает мгновенную смерть. Хотя, наверное, это лучше, чем ожидание казни от рук палача моей пресветлой сестры Елизаветы.
Леди Джейн сделала маленький шажок навстречу мне.
– Торжествует ли теперь ваша справедливость, господин посол? – вкрадчиво осведомилась она, пристально следя за выражением лица моего.
– Мне хочется верить в это, ваша светлость, – только и мог ответить я.
Герцогиня отвернулась и медленно пошла прочь, словно собиралась уйти совсем, покинув меня во Храме. Но, подойдя почти вплотную к Старикам, она обернулась и теперь стояла так, что три демона Ночи как бы выглядывали из-за ее спины.
– Итак, государыня ваша желает прочного мира, – сухо произнесла герцогиня. – Поскольку в войне, не мной начатой, победила я, то могу диктовать свои условия.
Она сделала паузу, как бы давая мне возможность выдвинуть возражение, но я молчал.
– Пресветлая сестра моя Елизавета может, конечно, попытаться переиграть итоги войны, но я не думаю, что конечный результат будет иным. Ведь даже опальный принц Кларенс не станет теперь сражаться за нее. Может быть, Орден…
И тут я недипломатично и даже невежливо перебил герцогиню:
– Орден Преображения не будет участвовать в такой войне.
Леди Джейн испытывающе посмотрела на меня:
– Возможно, лично вы, сэр Питер не будете и даже люди, подчиненные вам, но весь Орден…
– Орден Преображения не является армией ее величества. И я сумею убедить двух других командоров и великого магистра поступить согласно уставу Ордена.
Теперь герцогиня слушала меня очень внимательно.
– В уставе сказано, что Орден обязан защищать страну пребывания в случае внешнего вторжения, но не должен сам участвовать в подобных действиях.
– Однажды Орден уже нарушил свой устав, – живо возразила леди Джейн. – Когда напал на южных кочевников.
– Все произошло бы мирно, если бы кочевники сразу согласились пропустить нас к развалинам, где находились наши святыни.
– Но они отказали вам, – наступала герцогиня. – Почему?
– Их вожди заявили нам, что руины – это святыня их народа и они не могут позволить чужакам-иноверцам приблизиться к ней.
– А я принимаю вас во Храме, – как бы невзначай заметила леди Джейн. И словно спохватившись, добавила:
– Значит, защищая собственную веру, вы оскорбили чужую.