Леди Джейн торжествующе смотрела на меня, и я понял, ято говорить в общем-то более не о чем. Она предусмотрела все, наверное, отдала какие-то распоряжения и на случай собственной гибели в бою. Но мне все еще не хотелось сдаваться.
– Однако я полагал, что Ночи неугодны напрасные жертвы?
– Они и не будут напрасны, ибо погубнут во славу Ночи, – возразила герцогиня. – А о жизнях ваших воинов должна думать пресветлая сестра моя Елизавета. Разве не призывал Всевидящий владык земных заботиться о подчиненных им?
На сей раз в речи владычицы Найта звучало не торжество, но вопрос. Простой безжалостный вопрос.
– Я чувствую, что понапрасну отнимаю время вашей светлости, – голос мой, наверное, слегка дрожал, но мне было уже все равно. – Миссия моя исполнена, и я прошу у вашей светлости дозволения покинуть замок. И позволю себе сказать на прощание, что, хотя я и не принадлежу Ночи, но все же сдержу свое обещание и сохраню нейтралитет Ордена, если только герцогство Найт не начнет войну первым.
Я склонился пред ней в глубоком поклоне и, приняв молчание герцогини как согласие, попятился к выходу из Храма.
– Подождите, отец Патрик, – не сразу остановила меня леди Джейн, – разве не доверена вам иная миссия?
– Совершенно справедливо, ваша светлость, – подтвердил я, в основном обращаясь к Вечно Молчащему Надо Мной, – но в настоящих обстоятельствах я не вижу возможности выполнить ее.
– Все же изложите мне ее суть, – не уступала герцогиня.
– Господин мой Небесный, чьим посланником я служу в мире, поручил мне обсудить с вашей светлостью возможность взаимного признания наших вер.
– Так начните с самих себя, – сумрачно предложила герцогиня. – Разве я преследую иноверцев как отпетых злодеев, а преступков объявляю последователями чужой веры? Разве я, объявляя войну соседу, ставлю ему в вину отличную от моей веру? Разве я ежедневно нарушаю данные мне заповеди, подменяя любовь кровью? Вам заповеданы любовь и добро? Так приходите к нам такими, и мы примем вас с открытым сердцем.
– С открытым сердцем? – усмехнулся я. – А есть ли оно у вас, лишенных свободы выбора, следующих путем, предопределенным Ночью?
– А разве труды отцов вашей церкви не твердят о том же? – лукаво улыбнулась леди Джейн. – В трактате св. Симеона «О твердости Веры» (поправьте, если я не права) сказано: «Но слаб человек душой, потому легко покидает Путь Господен и не в силах хранить заветы Всевидящего в сердце своем. Оттого надобно помнить ему, что терпение Господина Небесного не бесконечно и честно служить Небесам, страшась гнева Всевидящего. Исполняя же сие, да не смеют человеки превратно суесловно о свободе воли рассуждать, но точно исполнять должны указанное в Писании и трудах великих мужей Церкви Святой».
– То писано людьми, – произнес я, глядя прямо в глаза, Тьмы исполненные, – а людям свойственно ошибаться. Сам же Господин Наш Небесный предпочел бы, чтобы каждый из нас добровольно следовал путями Его. Или ваша светлость полагает, что сил Его недостаточно, чтобы подталкивать каждого из нас в спину, как поступает повелительница ваша Ночь?
– Не мне судить о том, – герцогиня одарила меня неожиданно дружелюбной улыбкой. – Скажу только, что и эта миссия вам почти удалась. Подумайте об этом на обратном пути. А теперь – ступайте.
Я шел к выходу, когда меня настиг повторенный многократным эхом голос леди Джейн:
– Отец Патрик, ровно через два месяца мой день рождения. Если вам удасться полностью исполнить вашу миссию, будьте моим гостем. Я приглашаю вас. Только, пожалуйста, приезжайте под своим именем.
20
Прямо над моей головой пьяно покачивалась полновесная луна. Дорога петляла и потому казалось, что желтоликая норовит заглянуть мне через плечо. В какой-то момент, взглянув ей прямо в лицо, я встретился с кривой ухмылкой, какой отметил меня арестованный Стентон. Я встретил его окруженного стражей уже на выезде из крепости. Он кивнул мне, сопровождая сей жест усмешечкой, должной означать презрение, но в глазах его застыло непонимание. Я ничего не ответил ему.
Позади меня медленно катилась карета мисс Пиил. Она тоже порывалась ехать верхом, но сумел-таки отговорить ее. Когда я вернулся после разговора с герцогиней, она стояла у дверей моих покоев, одетая в темное дорожное платье. Просторная черная накидка с капюшоном делала ее похожей на монахиню. Я, улыбнувшись, сказал ей об этом, но она лишь строго качнула головой: «Надеюсь, я не буду в тягость вам, отец Патрик». «Вы будете мне в помощь, сестра моя», – столь же серьезно ответил я, – «ибо нога ваша ступала на обе тропы, а глаза ваши видели вблизи лик Ночи». Она отступила на шаг: «Но я не пылаю враждой к Ночи». И я успокоил ее: «Этого и не требуется, сестра моя. У нас более трудная задача: нести мир».