Нельзя было отказать этим двоим. Не просто так пришли — судьба привела. Только что говорили — и вот он, Мануэль Де Ла Серта.
— Они тебя обидели, сестра? — демонстративно спросил сын тети Шанты.
Я покачала головой, успокаивая родича.
— Нэт. Мэ шукар.
— Ну смотри, сестра, — недовольно пробормотал кузен.
Джентльмены переглянулись и рассмеялась.
— Да, не в каждом богатом доме так берегут своих женщин.
Настал очередь смеяться для цыгана.
— Вы бы сами побереглись наших женщин, молодые господа, — чуть успокоившись, отвечал с вызовом Данко. — Сестра моя — шувани. Что не по ней — шепнет, и не дознаетесь, откуда беда пришла.
Разумеется, иберийцы ни на грош не поверили, что перед ними и впрямь ведьма.
— Ну так погадай нам, колдунья, — снова попросил Мануэль. В его глазах я видела праздное любопытство, так свойственное обывателям, когда речь заходила о цыганах.
Я широко улыбнулась и, как и следовало, сказала:
— Позолоти ручку, молодой господин.
А потом добавила:
— Но гляди, не жалуйся. Шувани не обманет, скажет правду, даже если не по нраву.
И мало кому понравится узнать, что он скоро умрет.
— Не пожалуюсь, — заявил молодой человек и вручил мне полкроны, а после стянул перчатку и протянул ладонь.
Я коснулась его руки и почувствовала холод, холод дыхания костлявой. Смертник. Уже на тот свет глядит.
— Беда за тобой по пятам ходит. А погибель в глаза заглядывает, — сказала я чуть дрогнувшим голосом.
Де Ла Серта расхохотались в голос, очевидно, ни на грош не поверив.
— Да ты даже и не глянула на ладонь! — укорил меня Теодоро.
Я прожгла его взглядом.
— Для этого и глядеть не нужно, чтобы понять, какая напасть приключилась с твоим братом.
А вот про брата я зря ляпнула… Но, кажется, на оговорку не обратили внимания.
— Ты лучше скажи, что у меня на сердце, красавица, — не пожелал слушать старший.
Улыбка у меня вышла грустной должно быть. Я вгляделась в линии на его руке.
— Пусто у тебя на сердце. Нет никого. Ни по ком не сохнешь, — сказала я, чувствуя, как что-то теплое расцветает в груди.
Никого не любит. Дар никогда не обманывал меня. Значит… Значит, черноглазый не связан с другой чувством.
Тут же пришлось одернуть себя. Тетя Шанта говорила, не полюбит он меня. Вот и нечего мечтать попусту.
— А меня кто любит?
Я смотрела на его ладонь, не зная, соврать или нет. А потом плюнула на все и сказала как есть:
— Вздыхают многие. Влюблены многие. А любит одна. Сам узнаешь.
Братья переглянулись и захохотали.
— Одна, — весело фыркнул Мануэль. — Кареглазая, верно. И темноволосая.
Я фыркнула. Описание было довольно верным. И кареглазая, и темноволосая.
— По руке такого не скажешь. Тебе уж лучше знать, кто по тебе тоскует.
Вечером, когда я уже сидела в своей спальне, ко мне вломился Эдвард, злой как черт из преисподней.
— Первая, ты ума лишилась?! — выпалил он в первую очередь.
Возвращалась домой я, разумеется, одна, без него. Благородный джентльмен не может сопровождать простую цыганку.
— Что такой, Эдвард? — холодно спросила я. — Почему ты вдруг решил, будто можешь повышать на меня голос?
Лицо Второго понемногу покрывалось красными пятнами.
— Ты танцевала на улице! Да еще и в таком виде. Если бы матушка только видела!..
О, Создатель… Нашел чему возмущаться.
— Второй, я делаю это лет с десяти. Не забывай, батюшка сам приводил меня в табор, до той поры, когда я не смогла ходить туда сама. Матушка этому не рада, но не станет запрещать. А ты сам не так давно выражал недовольство, что я холодна и сдержанна.
Близнец тяжело вздохнул и уселся на мою кровать.
— Я волнуюсь за тебя, Первая. Ты заигралась уже в цыганскую колдунью.
Заигралась? Вся беда заключалась в том, что я не играла. Я была шувани.
— А если бы Де Ла Серта тебя узнали? Зачем ты вообще пошла в табор? Ты ведь уже несколько месяцев туда носа не казала!
Я видела расширенные зрачки брата, слышала, как дрожал его голос… Испугался за меня. Но почему?
— Ты что, думал, я уйду в табор? — спросила я растеряно.
С самого детства Эдвард боялся, что брошу все, уйду вместе с цыганами. Связь между близнецами слишком тесная, почти до боли.
— Я не стала бы так поступать, Второй. Никогда. Мне просто нужно было поговорить с тетей Шантой. Посоветоваться. Кто откажется от богатства ради кочевой жизни?
Я разговаривала с ним мягко, как с испуганной лошадью.
— Кто? Ты, быть может? Я же вижу, какая ты там. Мне казалось, ты уже и думать забыла о той жизни. Но сегодня на площади… Забудь.