— Нанэ ада вавир прэ свэто.[8]
На мгновение ресницы молодого человека дрогнули, и я поняла, что пора уносить ноги, пока и правда не очнулся. Благодарность, которая причитается цыганке за помощь, мне была без надобности. А другой я и не получу.
— Жив, — коротко бросила я младшему брату своего любимого. — Жив и жить будет. Поспит — и будет здоровей прежнего. Зеркала убрать. И пусть в церковь сходит.
Сказав это, я принялась собирать свой нехитрый скарб. Следовало как можно быстрей возвращаться. Домой ли, в табор ли — разницы нет. Не только Мануэлю Де Ла Серте требовалось поспать для полного выздоровления. Мне — тоже.
Когда я уже стояла в дверях комнаты, Теодоро меня окликнул.
— А как же плата?
Я сперва даже не поняла о чем речь идет. Плата? За что мне брать плату? За то, что спасла того, кто дороже мне собственной жизни? Да ускорь это лечение, сама бы приплатила.
— Какая плата, молодой господин? Судьба это была. Судьба привела к порогу. За такое денег не берут. Да и к чему мне твои деньги?
Маркиз Де Ла Серта обнаружился в коридоре. Оказывается, все то время, которое я провела в спальне его сына, он просидел рядом с дверью, пусть и не решился войти внутрь. Больше всего мужчины боятся собственной беспомощности, когда близким больно…
— Назови плату, цыганка, — потребовал он, разглядывая меня так, что стало не по себе.
В ответ я рассмеялась и ответила:
— Какие же упрямые. Не нужна плата. Потом дорога сведет — может, и припомню.
Умница Эдвард всю ночь дожидался сестру в той же подворотне, где и высадил меня перед визитом в дом Де Ла Серта в облике цыганки. Когда я появилась, он не произнес ни слова жалобы или упрека.
— Измучилась, Первая, — только и сказал близнец, крепко обнимая. — Как все прошло?
Я устало опустила голову на его плечо.
— Измучилась, Второй. Ты бы только знал, как… А он жить будет. Ведь твоя Первая сильная шувани…
Эдвард погладил меня по спине.
— Самая сильная… Поехали домой. Отцу наверняка будет любопытно, как все прошло. Да и Эмма, думаю, все рыдает по своему благородному идальго… То есть… Прости…
Со вздохом отозвалась:
— Да не извиняйся. Глупости это все… Забудется.
А если и нет, то это будет только моей болью. Незачем мучить остальных. Если Де Ла Серта полюбил Эмму, а Эмма полюбила его, то так тому и быть. Кто я такая, чтоб мешать?
— Домой, Второй. Нам нужно домой.
С отцом я, разумеется, не поговорила. Стоило только залезть по плющу в мою спальню, как я поняла, что если не лягу спать в ту же секунду, то просто упаду. Сил едва хватило на то, чтобы стянуть цыганскую одежду и спрятать. Не хватало еще, чтобы кто-то из слуг увидел мой уличный наряд. Слухи тогда точно пойдут…
В сон я погрузилась как в ласковую теплую воду, которая обнимала, ласкала, успокаивала. Усталость же лежала каменной плитой на груди.
Привиделся мне, разумеется, Мануэль Де Ла Серта. Кто еще мог присниться влюбленной девушке, как не тот, кому она отдала сердце? Он сидел под деревом, а я была черной кошкой, что наблюдала за ним издалека.
На душе стало спокойно и легко. Оказывается, последние дни я жила, сама не осознавая, как меня мучил страх за его жизнь. А теперь все хорошо. Пусть моя любовь все также мучает, пусть он все также не видит меня.
Разбудили меня уже к обеду, причем очень настойчиво подошли к этой проблеме.
— Вставай, Первая, вставай, — упорно тряс меня за плечо брат, хотя я и пыталась прятаться от него под одеялом. — Просыпайся, ленивая ведьма! Де Ла Серта должны приехать!
От удивления я даже проснулась.
— Мануэль же должен еще спать! — выпалила я, садясь на постели.
Ну не мог же человек, который едва ли не при смерти лежал, уже на следующий день встать на ноги и отправляться в гости.
— Ненавижу иберийскую энергичность… — простонала я, понимая, что придется подниматься с постели.
Эдвард рассмеялся.
— Это не иберийская энергичность, похоже, а твоя, Первая.
Я замерла, пытаясь вникнуть в смысл сказанного. Но он упорно ускользал.
— Похоже, ты не только вылечила своего ненаглядного, ты еще и отдала часть своих сил. Ох уж эта любовь, Ева…
Тело и правда казалось тяжелым, неповоротливым, слишком неповоротливым, даже с учетом прошедшей ночи и изнурительного ритуала, который я провела. Выходит, действительно отдала любимому все, что только могла.
— Поторопись, Первая. Иначе придется сказать, что ты больна… И тогда еще неизвестно, до чего додумаются Де Ла Серта на этот раз.
Тут брат был совершенно прав. Следовало поторопиться и как можно быстрее выйти к гостям, желательно при этом не выглядя, как покойница.