Лекарь зарычал, как раненый… в то самое зверь, разжал руки и подкинул склянку вверх. Она взлетела над нашими головами, разбрызгивая капли тьмы, а затем по закону подлости перевернулась в полете, и все ее содержимое оказалось на лице и одежде Давида. Он взревел еще громче первого раза и принялся растирать и царапать свое лицо, которое под действием этой дряни покрылось волдырями, словно его облили кислотой, не меньше.
Сцена была более чем достойна фильма ужасов, возможно, отчасти это послужило для меня хорошим пенделем: я почувствовала слабенькую силу в теле, и меня снесло с кресла. От попытки вскочить потемнело в глазах, так что я сделала то, что могла — просто на четвереньках, насколько могла быстро поползла к выходу. Хорошо, что на меня ничего не попало. Очень хорошо! Я счастливица, счастливица, счастливица.
Рев лекаря продолжался, а у меня перед глазами двоилось, но я двигалась к цели. Успех был уже близок: еще немного, и коснусь деревянной створки. Успех почти был у меня в кармане. Как вдруг на моей щиколотке, словно кандалы, сомкнулись чьи-то пальцы. Сомкнулись и со всей силы потянули назад, так, что я от неожиданности и слабости в теле плюхнулась на живот.
Я проехалась на пузе, оглянулась, но лучше бы не оглядывалась. Тьма окончательно разъела лицо Давида. Он и до этого был малосимпатичный, но теперь напоминал персонажа из фильмов-ужасов: весь в ожогах, провалившейся нос, почерневшие, словно обуглившиеся губы, глаза с кровавыми потеками слез. Я не была уверена, что не ослеп, но как-то же он меня видел. И это существо, еще пару минут назад бывшее человеком, подтягивало меня к себе.
— Феникс, — кричал и булькал зверь. — Магия. Светлая. Забрать.
Забрать мою магию? Ну уж нет!
Я собрала волю в кулак и пнула его свободной ногой. Только та отрава, что была в склянке, будто сделала его сильнее: он лишь перехватил ногу, обездвиживая меня.
— Ты же сказал, что на магов оно не действует? — выдохнула я. Может, получится его отвлечь? Но Давид ничего не ответил, наваливаясь на меня и прижимая ладони к моей груди, в область солнечного сплетения, словно собирался делать мне непрямой массаж сердца. Вот только с моим сердцем все было пока хорошо.
Видимо, концентрация той дряни в банке была слишком большой, потому что, когда мы с лекарем встретились взглядами, в его глазах я не увидела сознания. Только жажду отобрать у меня мои силы. Я это поняла особенно отчетливо, когда моя сила отчетливо зашевелилась в груди, там, где билось сердце. А вот обрадоваться я не успела, потому что помимо моей магии, в меня через руки Давида хлынула эта чернота. Я инстинктивно перешла на зрение феникса и чуть не заорала от того, что увидела.
К полу меня прижимал уже не человек, не мужчина, а какая-то страшная чернильная клякса, которая то обретала очертания какого-то зверя, то расплывалась рябью в глазах.
— Магия… Магия, — выло оно. Шептало. Стонало. Это вообще на человеческую речь не было похоже.
А то, что стекало меня, на мое тело напоминало мазут или болотную жижу. Пока что сверху, но обещало покрыть меня целиком. Меня, мою ауру.
Я не могла этого допустить! Но что я могла сделать?
И тут перед глазами возник Янис. Воспоминание о том, как я убирала эту дрянь. С каким чувством. Со скрупулезностью, с надеждой, с любовью. Со светлыми чувствами.
Подождите!
Если это тьма, а я свет, значит, я могу засветить этому хмырю или в кого он там превратился? Но не силой, а любовью. Только любить всяких чудовищ мне не хватало! Сложно испытывать светлые чувства к тому, кто тебя похитил и пытался использовать в своих темных делишках, но я изо всех сил постаралась.
— Магия-магия, — стекла еще одна порция черноты на меня. Почти покрыла меня целиком, пока я чиркала ментальной спичкой, пытаясь вызвать любовь в своем сердце. Получалось из рук вон плохо, потому что сознанием все больше и больше завладевал страх.
А-а-а!
Я не выдержу.
А-а-а-а!
Этой тьмы слишком много.
Я чиркала-чиркала, а потом вдруг перед глазами встали все люди и нелюди, которых я встретила на Эфоре. Не только Янис, но и Саймон, и его лагерь, и маг Алекс, конечно же. То ли Алекс сработал, то ли все вместе, но в груди вспыхнул нехилый такой костер. Голубоватый, мистический, во мне, там, где сердце, будто раскрылась призрачная роза. Она росла и росла, пока ее стебель и лепестки не набрал силу. А затем…
— Магия! — повторил новоиспеченный монстр Франкенштейна.
— Хочешь магию? — выкрикнула я. — Ну так подавись!
И шарахнула его всем своим светом.