Эмма — точно изящная статуэтка или великолепная картина. Взять ее к себе значило не только получить удовольствие от обладания и созерцания, но и обрести устойчивую головную боль и непомерные траты. Ее никуда не выведешь, к тому же у красотки столь компрометирующие друзья в Лондоне, что дело может кончиться скандалом. И где вероятность, что, увидевшись с Гарри, она не вспомнит о своей страсти к Федерстонхо? Вытаскивать юную дурочку из деревни ради того, чтобы потом передать ее бывшему возлюбленному?
Нет, нет, нет! Она слишком опасна, способна скомпрометировать в любую минуту, бросившись на улице к какой-нибудь своей подруге времен работы в «Храме здоровья», и тогда каждый сможет ткнуть пальцем в Гревилла с насмешкой, что тот содержит пусть и красивую, но шлюху.
Чарльз Гревилл был, как и его дядя лорд Гамильтон, заядлым коллекционером, только лорд много богаче и коллекционировал больше предметы искусства, тогда как племянник увлекался еще и минералами. Упустить такую красивую девушку, как Эмма, для ценителя прекрасного настоящее преступление. Но и взять себе то, что нужно ежеминутно беречь, не имея возможности показать, — испытание не из легких.
Эмма безграмотна не только в письме, ее уэльский акцент в первой же фразе выдавал деревенщину, жаргон говорил о том, что она немало времени провела в лондонском низу, а привычка ругаться крепче кучеров или докеров вообще заставляла хвататься за голову. Это равносильно тому, чтобы купить копию Венеры и вдруг выяснить, что она кроет матом каждого проходящего мимо, либо красивого говорящего попугая, который, кроме отборных морских ругательств, не способен произносить ничего другого.
Девушка была хороша в Ап-Парке как забавное развлечение среди веселой компании, желавшей отдохнуть от правил поведения, приятых в приличном обществе. Родители Гарри правы, приводить такую в дом даже в виде служанки опасно.
И все же он решился.
Эмма всегда с надеждой открывала письма, приходившие от Гревилла. Чарльз писал ей умно, сдержанно, если ругал, то весьма мягко, скорее укорял за безалаберность поведения и призывал не повторять ошибок в будущем. Она ждала, что Гревилл сообщит о месте нахождения Гарри, но лондонский приятель все пенял и пенял, а до рождения ребенка оставалось совсем немного. Иногда хотелось со злости порвать письмо в клочья, но, сдерживаясь, Эмма просто сжигала его в печи под пристальным взором бабушки.
— Нет, им ничего не известно…
Однажды Сара Кидд не выдержала:
— Знаешь, дорогая, родишь ребенка и оставишь его здесь. Мы вырастим. А сама отправляйся искать своего мужа. Вижу, как ты маешься… Не место тебе в Хавардене.
Хотелось крикнуть, что и уехать не на что. Просить денег у бабушки она просто не могла, потому что знала — их нет.
Очередное письмо от Гревилла было несколько толще. Снова учит правильному поведению, будто она сама не знает, что рожать детей от любовников, которые тебя бросили, не слишком добропорядочно. Хотелось крикнуть: «Не учите, я и без вас все понимаю. Лучше помогите выбраться из этого деревенского болота».
Ныла и Лиз, которой поневоле приходилось выполнять грязную работу, чтобы хоть как-то жить.
Но письмо было необычным. Гревилл не просто учил, на сей раз он требовал, ставил условия: она должна отказаться от всех своих прошлых подруг и знакомых, при встрече никого не узнавать и не признавать. Тем более отказаться от Гарри, даже мысленно. Из прошлого взять с собой только мать, это святое. Избавиться даже от служанки, поскольку Лиз знает то, чего не следовало бы знать. Требовал подчинить свою жизнь ему полностью, за что обещал содержать будущего ребенка, ее и мать, причем содержать не роскошно, но достойно.
Даже если бы он просто помог вернуться в Лондон, Эмма с радостью откликнулась бы, потому что сидеть на шее у пожилых родственников, прекрасно понимая, как обременяешь их, тяжело. Эмму мало волновало, где берут средства те, кто оплачивал ее жизнь, но даже она понимала, что каждый лишний рот в Хавардене — серьезная проблема.
В Лондон полетел ответ с полнейшим согласием на все: отказ от прошлого, от попыток найти Гарри, обещание быть послушной во всем и ничего не требовать больше, чем дадут.
В письмо Гревилла вложены деньги — немного, но для Хавардена сумма немыслимая. Этого хватило, чтобы отправить Лиз обратно в An-Парк, оставить Киддам за свое проживание и самой добраться до Лондона. Лиз она просто объяснила, что мать прислала деньги, служанке этого хватило, у Лиз не было ни малейшего желания выяснять, где мать Эммы взяла средства и что значит ее радостное возбуждение. Горничная в тот же день отправилась обратно, торопясь, пока Эмма не передумала.