На столе лежала свежая почта — два деловых сообщения из банка, письмо от Френсиса из Франции о тамошних событиях, письмо от лорда Гамильтона о скором прибытии и, как всегда, письмо от Эммы. Чтобы не получать ее писулек каждый день и не быть вынужденным тратить немыслимое количество времени на пустые ответы, Гревилл объявил, что будет присылать в каждом своем письме подписанный конверт, чтобы она отправляла свой ответ в нем.
Это давало возможность хоть как-то сократить почту, сама писать его адрес Эмма, слава богу, не решалась. Нытье не прекратилось, но хоть стало реже (зато объемней, в конверт едва помещались ее шестистраничные страдания по поводу неопределенного будущего). Если честно, то Эмма порядком надоела Гревиллу, к тому же сильно усложняла проблему женитьбы, но он не видел возможности просто ее бросить.
Положив рядом два конверта, он задумался. Вот кто поможет, кто посоветует — дядя. Лорд Гамильтон достаточно опытен и богат, чтобы оказать помощь любимому племяннику. Он найдет способ как-то развязать отношения с Эммой. Но тут же Чарльз ощутил некое душевное неудобство, ведь дяде придется объяснять, почему девушка столько времени живет не у Гревилла, а в деревне. Велика важность — спела на публике! Тем более никакого скандала не случилось…
Решено — Эмму нужно вызвать обратно (только без ребенка!), представить дяде и попросить помощи. Лорд Гамильтон умеет ценить красоту, он поймет, почему племянник взялся помогать этому очаровательному созданию, их связь не будет выглядеть столь одиозно, как при объяснении за глаза.
Письмо от Чарльза! Это всегда радость, оно означало, что возлюбленный пока не бросил, еще помнит, а значит, может вернуть.
Дрожащими руками Эмма вскрывала конверт. Она каждый раз так просила простить, обещала вести себя тихо, не высовываться, как мышка из норки, просила позволить приехать, видеть его снова… И каждый раз Гревилл делал вид, что не читал этих просьб.
Но в конверте не десять фунтов, а двадцать. Сердце упало: возможно, это последние, что тогда? Она протянула деньги матери, впившись глазами в текст. Мэри настороженно следила за выражением лица дочери. Вот губы чуть тронула улыбка, на глазах выступили слезы, это слезы счастья:
— Мама, он велел приехать. Нам с тобой. Эмма остается пока здесь. Это деньги нам на дорогу и на содержание Эммы.
Мэри Кэдоган перекрестилась:
— Слава Богу!
Сара, тоже внимательно наблюдавшая за внучкой, почти ехидно поинтересовалась:
— Зовет обратно? Что это у тебя за странный муж и что такое ты натворила, что выгоняли?
— Это не муж, а родственник мужа, он мог бы и не содержать нас…
— То-то ты шепчешь «любимый…».
Ох эта Сара Кидд, ничего от нее не скроешь!
Но Эмме все равно, она знала, что больше не допустит ни одной ошибки, забудет о пении, закроет рот на замок, будет читать и учиться, разумно вести хозяйство, научится шить или еще как-то зарабатывать деньги, чтобы не сидеть на шее у Чарльза, до самой старости будет ему угождать, потому что никто другой не стал бы содержать их с мамой и дочкой после того, что она натворила в жизни.
Пусть о Чарльзе Гревилле говорят, что он холодный и расчетливый, но именно он, а не кто другой вытащил Эмму из небытия, когда она оказалась беременной в Хавардене, именно он поселил в своем доме, содержал столько времени чужого ребенка и не намерен отказываться от них впредь! К тому же она была уверена, что ее возлюбленный красив, причем не только внешне, но и душой, даже если большинство знакомых так не считало!
А что это за большинство? Посетители Ап-Парка, которые сами ни добротой, ни порядочностью не отличались. Они-то не пришли на помощь бедной Эмме! Ей и в голову не приходило, что никто, кроме Гревилла и самого Гарри Федерстонхо, не знал о ее беде, а Гарри понятия не имел, где она находится, потому что никто и не помышлял передавать ему полученные от бывшей любовницы письма.
Нет, чем больше Эмма думала о своем Чарльзе, тем больше влюблялась в него!
Капитан Нельсон
В Монпелье, большом белом доме с колоннами, всем заправляла племянница хозяина миссис Френсис Нисбет. Многочисленные слуги, в основном чернокожие, считали миссис Френсис очень хорошей хозяйкой, она и впрямь была женщиной доброй и справедливой, бездельников не поощряла, но и зря не наказывала.