Но главным результатом блестящей победы было даже не уничтожение кораблей противника, а то, что армия Наполеона оказалась запертой в песках Египта. Наполеон Европе больше не угроза!
Вряд ли кто-то мог тогда предположить, что корсиканец вывернется, сбросив, словно ящерица, хвост, вернется на одном из уцелевших кораблей во Францию (кстати, пройдя в тумане буквально под носом у английских судов, осуществлявших морскую блокаду), станет-таки Первым консулом Республики, а потом и императором и еще покажет всей Европе, каково не считаться с его амбициями.
Но тогда один невысокий, щуплый человек радовался тому, что сумел запереть другого невысокого человека в песках Африки.
Вот теперь Нельсона назвали и признали героем даже в Англии. Национальным героем, «героем Нила».
А герой Нила приходил в себя, потому что каждая победа требовала частичку Нельсона. Не обошлось и в этот раз. Ему сорвало часть кожи на полове, и лоскут с волосами повис прямо над несчастным правым глазом. Пришлось пришивать обратно. Интересно, что сам адмирал остался в состоянии не только командовать, но даже диктовать донесение о победе для адмиралтейства. А вот его секретарь с трудом избежал обморока.
Это был триумф, настоящий, с немыслимым количеством поздравлений, подарков, наград, была слава и были почести.
Теперь предстояло немного залечить раны и возвращаться. В ближайшее время никаких неприятностей от французского флота ожидать в Средиземном море не стоило, оставшиеся у Франции суда не способны нанести серьезного поражения.
Но, поразмыслив, Нельсон решил зайти на ремонт серьезно потрепанных кораблей в Неаполь. Почему бы и нет, его же так тепло встречали пять лет назад, к тому же о победе всегда сообщать приятно…
Гамильтоны, получив сообщение о прибытии судов Нельсона, были в восторге оба. Лорд напоминал супруге:
— Помнишь, Эмма, я говорил, что этого мальчика ждет великое будущее? Он себя еще покажет!
— Уже показал!
Герой и героиня
Лорд Гамильтон с интересом пригляделся к супруге, в таком возбуждении он Эмму не видел давно.
За последние годы леди Гамильтон заметно изменилась внешне, причем не в лучшую сторону — она попросту растолстела. Теперь миссис Кэдоган оказывалась тоньше своей тридцатитрехлетней дочери. Но энергии Эмме не занимать, как и ее подруге, королеве Шарлотте. Этих двух женщин вполне хватило бы, чтобы не давать покоя Неаполю и без вулкана.
Королева тоже не похожа на тростинку, она упитанна, как и король, также подвижна, несмотря на свои постоянные беременности, так же беспокойна, как леди Гамильтон.
Сообщение о победе при Абукире вызвало в Неаполе такой взрыв восторга, такую эйфорию, что лорд Гамильтон временами пугался за психическое здоровье обеих женщин. Королева скакала вприпрыжку, обнимала всех попадавшихся под руку, едва не задушила одного из своих детей, плакала и смеялась…
Может, это ее нервная радость так заразила Эмму?
Но лорд Гамильтон никогда не был ни глупым, ни наивным, ни слепым. Он прекрасно видел, что не только радость из-за победы английского флота над французским заставляет Эмму терять самообладание. Адмирал Нельсон — вот кто виновен в ее буйном восторге и столь же невообразимой активности в данный момент.
Две женщины принялись обсуждать, как нужно встретить героев, когда корабли придут в Неаполитанский залив. О, Неаполь был готов на руках нести не только адмирала Нельсона и его команду, но и корабли, на которых они прибыли!
Уильям Гамильтон и сам был бы готов носить на руках героя, оставалось только поддерживать супругу.
Король Фердинанд развел руками:
— Наши супруги столь активны, лорд, что вполне можно положиться на их умение организовывать праздники.
Гамильтон лишь кивнул. Королева Шарлотта и леди Эмма действительно настолько активны, что от них можно устать, своей неутомимой энергией они вызывали у многих головную боль и желание поскорей покинуть их общество. Обе за словом в карман не лезли, могли заткнуть рот кому угодно, невзирая на чины и возраст; впрочем, чему тут удивляться, если у одной муж король, а у второй самый богатый и приметный человек Неаполя? Находилось немало тех, кто откровенно презирал шумную толстуху и морщился, когда она пела, считая, что голос леди Гамильтон явно изменился не в лучшую сторону с тех пор, как она приехала в Неаполь, обвинял Эмму в манерах не светской дамы, но трактирщицы, сетовал, что лорд идет на поводу у своей дурно воспитанной и такой самоуверенной жены. Но все это говорилось за глаза, в лицо леди Гамильтон ни один человек столь нелицеприятные мысли высказать не решился бы. Она уже научилась у королевы давать отпор всем.