Выбрать главу

Он почувствовал, как теряет сознание, земля уходила из-под ног, больше не желая на себе держать. Крик Эммы:

— Горацио!

Она даже сейчас зовет его, а не меня, — с тоской подумал лорд Гамильтон. Мир погрузился во тьму… Нет, тьма не стала кромешной, в ней еще плыли какие-то звуки, силуэты, его трясли, куда-то везли, теребили… А ему хотелось попросить:

— Оставьте меня в покое, просто оставьте в покое, у меня уже ничего больше нет, я все отдал вам, все. Все свои деньги, силы, даже честь отдал…

Осталась только вот эта мелодия, которую посреди Неаполитанского залива пел нежный, чистый женский голос: «Са-анта-а Лю-у-чи-ия… Санта Лючия!».

Потерявшего сознание и так в него и не пришедшего лорда Гамильтона действительно перевезли из Мертона в Лондон на Пиккадилли-стрит. Эмме вовсе не хотелось, чтобы в любимом имении кто-то умирал.

Жизнь лорда делилась надвое, до встречи с Эммой он жил так, как желал того сам, после — так, как желала она. Но теперь красавица Эмма была не властна над духом Гамильтона, и Нельсон тоже не властен. Лорд любил их, но пришло время покинуть грешную землю.

Начинался апрель 1803 года. Через неделю его похоронили в семейном склепе рядом с Кэтрин. Теперь ему было все равно, что еще придумала переделать в Мертоне Эмма, на что ей нужны деньги и сколько гостей приглашено на ужин…

Нельсон в день смерти написал в письме, что беспокоится, надлежащим ли образом подумал умерший муж о леди Гамильтон, то есть того, кого боготворил лорд Гамильтон, волновало прежде всего завещание.

Адмирал Нельсон беспокоился справедливо. Лорд Гамильтон прислушался к словам больного короля. Да, у Его Величества Георга III очень часто бывали припадки порфирии и из-за нее сильнейшее помрачение сознания, но между припадками он еще бывал весьма рассудительным и прозорливым.

Лорд Гамильтон не изменил основу завещания, назвав единственным наследником своего племянника Чарльза Гревилла. Ему оставались имения в Уэльсе и Шотландии, дом на Пиккадилли, остатки коллекций, бумаги, документы!..

Эмме полагалось единовременно триста фунтов стерлингов, ежегодная рента в восемьсот, из которых сто — миссис Кэдоган. Еще Гревилл обязан уплатить семьсот фунтов долга Эммы, в котором та призналась мужу незадолго до его смерти. Долг в действительности был в несколько раз больше, у леди Гамильтон деньги не держались не только в кошельке или в руках, но и в памяти.

Лорд распределил всякую мелочь, хотя и дорогую — Нельсон получил два роскошных охотничьих ружья и миниатюру с портрета Эммы, богато инкрустированную драгоценными камнями.

Получив такой удар, Эмма была в ужасе и отчаянии, что позволило ей убиваться якобы по умершему мужу вполне естественно. И все равно мало кто поверил, потому что, откинув траурную вуаль, она оказалась вполне способна присесть к роялю и наиграть веселую мелодию, подпевая себе. Увидев такую сцену, художница Виже-Лебрен сначала ужаснулась, но потом трезво рассудила, что Эмма, видно, была давно готова к смерти мужа, все же лорд болел и угасал у всех на глазах. Но если такое увидит еще кто-то, разговоры будут не слишком приятные, Эмме не следовало бы вот так… Хотя, когда это Эмма боялась чьего-то осуждения?

И все же удар был серьезным, потому что новый владелец особняка на Пиккадилли Чарльз Гревилл не преминул воспользоваться возможностью унизить бывшую любовницу, припоминая ей прежние унижения в бытность в имении.

«Леди Гамильтон должна покинуть дом как можно скорее и значительно сократить свои расходы».

Одно дело потребовать ее выселения (и без того не осталась бы, зная, что дом принадлежит ненавистному Гревиллу!), но иное советовать сократить расходы! Эмма бушевала:

— Мерзавец! Он обманом вынудил лорда Гамильтона изменить завещание!

Нотариус возражал:

— Нет, миледи, это прежнее завещание, сделанное сразу после смерти супруги лорда, если оно и изменено, то только в вашу пользу.

— Супруги?! А я кто?!

— Простите, миледи, я оговорился. Первой супруги лорда Гамильтона, конечно, когда сэр Уильям после смерти леди Кэтрин Гамильтон вступил в наследование ее имением. Все оформлено по закону, никаких вопросов завещание, которое хранилось у меня все эти годы, не вызывает. Если у вас есть завещание, написанное еще позже и у другого нотариуса, предъявите его, это будет оспорено.

— У меня нет никакого другого, но и про это мои́ муж просто забыл! Понимаете, он был стар, болен, страдал потерей памяти и просто забыл, что когда-то, много лет назад, написал это завещание. После этого мы прожили семнадцать лет, столько всего перенесли, лорд так любил меня! Он не мог оставить все Гревиллу, не мог!