Увидеть на страницах книги совсем нелестные откровения героя Нила по своему поводу…
Принц отреагировал резко:
— Чертова сука! Где она?!
— В Кингз-Бенч…
— Вы полагаете, я помню все имения подохшего адмирала?
— Это не имение, это лондонская тюрьма, Ваше Высочество, туда попадают за долги.
— Да-а?.. Пусть подохнет там!
Деньги удалось раздобыть, и на некоторое время Эмму вытащили из Кингз-Бенч еще раз. Но это был аванс ренты, больше поступлений до конца года не предвиделось, а на улице всего лишь весна.
К тому же взбешенный публикацией писем Нельсона принц Уильям дал понять, что не желает видеть леди Гамильтон на свободе. Над Эммой навис дамоклов меч тюрьмы. Только теперь уже настоящей, потому что иск подали сразу несколько кредиторов и ежедневно выплачивать штрафы пропорционально задолженности, чтобы жить в квартале вне тюремных стен в Темпл-плейс, невозможно. Счет пошел уже не на дни, а на часы.
Больная, с прогрессирующим циррозом печени, без гроша в кармане, на вопрос о том, где будет Горация, отвечала одно и то же:
— Со мной!
Друзья поняли, что нужно срочно что-то предпринять, потому что, утащив Горацию в саму тюрьму, Эмма погубила бы не только себя. Выход виделся один: бежать.
Но куда? Она столько должна, что в любом уголке, в любой щели, куда бы ни забилась, найдут. В Европу! Во Франции Реставрация, у власти снова Бурбоны, Революция и Наполеон после нее закончились. Но на что жить? Этот вопрос не стоял, чтобы вообще жить, требовалось поскорей удрать.
Друзья снова раздобыли денег, они не объясняли откуда, и Эмма поняла, что просто сложились, кто сколько мог.
— Завтра утром, миледи, судно «Маленький Том». Это не флагманский корабль, будет сильно качать, но иного нет. Отправления следующего, более приличного можно не дождаться. Вы не передумали оставить Горацию?
— Нет!
Как им объяснить, что весь смысл оставшейся жизни в Горации, без нее незачем прятаться от кредиторов, пытаться что-то делать, только обещание Нельсону вырастить и дать воспитание дочери держало Эмму на этом свете.
Поздно вечером их с Горацией отвезли к могиле Нельсона. Конечно, все было закрыто, но деньги отпирают любые ворота.
— Смотри, Горация, здесь лежит твой отец…
— А мама?..
— Ты всегда должна помнить, что ты — дочь адмирала Нельсона, героя Нила, героя Англии!
Почему леди Гамильтон никогда не говорила о том, где ее мать, всегда только об отце? Но Горация знала, что спрашивать нельзя, опекунша страшно злилась и по несколько дней могла не разговаривать.
Рано утром они уже поднялись на борт «Маленького Тома». Глядя вслед небольшому суденышку, Джеймс Перри покачал головой:
— Кто будет спасать ее там? Снова наделает долгов…
Стоявший рядом Джордж Роуз усмехнулся:
— Нет.
— Думаете, исправилась? — В голосе Перри слышалось сомнение. Эмму, казалось, не исправит даже Кингз-Бенч.
— Ни в коем случае! Просто брать в долг не у кого. Я вот о чем думаю: если бы ей не давали с самого начала, может, леди Гамильтон и не наделала бы таких долгов?
— Возможно, вы правы. Только как не дать?
Через три дня страданий от морской болезни леди Гамильтон и Горация сошли на землю Франции в порту Кале.
Эмму было не узнать, она словно стряхнула весь ужас существования нескольких лет, снова стала красивой и светской. Конечно, впечатление портили обвисшие щеки, мешки под глазами и желтизна кожи, но манеры леди пробивались через все. Горация с восхищением смотрела на мать.
Верная себе, Эмма, не задумываясь, устроилась в лучшей гостинице Кале и наняла гувернантку-француженку Горации с обязанностью выполнять и функции горничной. Девочку отвели в лучшую школу, где учились девочки лучших семейств…
Увидев на письме адрес гостиницы и прочитав о лучшей школе, Роуз только вздохнул: Эмму не исправишь ничем.
— В какой тюрьме Кале содержат должников?
И все же он восхищался этой необыкновенной женщиной. Кто еще мог даже в Кингз-Бенч не потерять присутствия духа и жить так, словно это временные трудности? Эмма не была леди по рождению, но стала ею до мозга костей и не собиралась терять это состояние. Она уже тридцать лет жила одним днем, зная, что в любой час жизнь может неожиданно вознести или сбросить в пропасть, но, если ты сегодня на вершине, пользуйся этим, ни к чему заглядывать в эту самую пропасть. Коли суждено упасть, так упадешь, не стоит переживать будущее падение, пока есть возможность любоваться видом с вершины.