Анатолий Кузнецов
ЛЕДИ ГАМИЛЬТОН
В Москве уличными плешками на разговорном языке называются места, где можно купить женщину.
Постоянно уходя от облав милиции, плешки кочуют с площади Революции на проспект Карла Маркса, с проспекта Маркса на Комсомольскую площадь, и, чтобы их найти, нужно спросить у водителя такси: «Шеф, где сегодня плешка?»
Обычно он знает, тут же берётся вас доставить, покажет товар и возьмёт с тротуара то, на что вы укажете, за что ему следует неписаная, но точная такса — пять рублей.
В тот вечер главная плешка работала у Ленинградского вокзала. Мы с Андреем быстро нашли её с помощью такси, но, пожалуй, приехали слишком поздно. Часы на вокзальной башне показывали половину второго. После часа ночи торги кончаются, можно рассчитывать лишь на случайную труженицу, вышедшую на последний заход, чтоб на том и пошабашить.
Мы вышли из машины и расплатились, увидев с досадой, что сегодня спрос намного превышает предложение. По тротуару вдоль фасада вокзала стояли и бродили десятки мужчин — и ни одной хотя бы мало-мальски приемлемой женщины.
Правда, под фонарным столбом стояли две: мать и дочь, судя по подобию. Матери было лет пятьдесят, толстая и глупая баба, лицо блином, по-деревенски обвязанная грязным платком; она крепко держала за руку дочь, такое же лицо блином, такой же платок, глупо улыбающееся молодое животное лет шестнадцати. К ним подходили мужчины, баба с ними жадно торговалась, спорила, доказывала, и они отворачивались. Подошли и мы.
— Сколько просишь за дочку? — спросил Андрей. — К нам на хату, до утра.
— В паре ходим, саму дочку не пущу! — визгливо, как на базаре, закричала баба.
— Да сама ты кому нужна? Давай нам девку, а ты иди себе спать на печь.
— Не нужна, так отваливай к рас…! — баба заругалась длинно, цветисто; мы отвалили.
Тут подлетело такси, из которого вывалились пять или шесть пьяных негров, студентов Международного института имени Патриса Лумумбы. С тех пор, как этот замечательный институт образовался в Москве, они постоянно портят все дела на плешках. Окружив мать с дочерью, они рявкали, объяснялись на ломаном языке, через минуту потащили их в машину. Чтобы всем уехать, свистнули второе такси, и обе машины исчезли под мостом в направлении Садового кольца.
Андрей хмуро усмехнулся:
— Пофартило красавицам. Правда, и поработают они на этот хор, но валюты у негров много… Корову купят. Итак, одна осечка. Загадаем. Считаю до трёх.
Мы двинулись вдоль фасада вокзала. Женщин не было.
Дойдя наконец до закрытого входа в станцию метро «Комсомольская», мы увидели двух старух лет по шестьдесят-семьдесят, которые прохаживались с кошёлками в руках. Они были похожи на нищенок с церковной паперти. К ним принялись приставать трое мальчиков-школьников, горячо в чём-то их убеждали, показывали деньги. Странно и не совсем понятно было это.
Андрей, старый и опытный волк с пятилетним стажем дружинника, ныне доцент кафедры марксизма, определил сразу:
— Явные бандерши. У них имеются девочки за углом, вне досягаемости милиции, они торгуют. Теперь твоя очередь, подходи.
Школьники, разочарованные, отошли; я шагнул к старухам.
— Бабушки, нужны две молодые девочки, на хату, до утра. Имеете?
Одна старуха смерила меня взглядом с ног до головы и раздражённо ответила:
— Что имеем, видишь сам.
— Две девочки… — повторил я, не совсем понимая.
— Обратись к милиционеру! — отрезала другая, отворачиваясь, и от её лохмотьев удушливо пахнуло мочой; пьяные такие старухи валяются под витринами, обмочившиеся, пока их не подберут и не увезут в вытрезвитель.
Я вернулся к Андрею сконфуженный. Он толковал со школьниками, которые огорчённо объясняли:
— Нет, не бандерши, они проститутки. Мы говорим: у нас всего на троих пять рублей, давай, бабка, мы тебя втроём возьмём, а она хочет с каждого по пять и ни в какую не соглашается.
— Осечка номер два, — озадаченно сказал Андрей. — Это уже дивно, как я ошибся. К чёрту, меня затошнило. Вот третий шанс, и поедем домой спать.
К плешке беззвучно, по неосвещённой полосе, как тень, подкралось такси. В нём виднелось единственное выделяющееся пятно: на переднем сиденье, рядом с шофёром, сидела явно женщина. Такси рывком выехало под фонари, а женщина опустила стекло и выдвинулась в окно, показывая себя.
Мы отшатнулись.
То было не лицо, а какая-то мёртвая пугающая маска. Весьма немолодая, видимо, женщина наложила на себя столько кремов, помады и пудры, что походила на клоуна, и, тем не менее, угадывалось, что она уродлива и страшна, как смерть.