Такси медленно проплыло мимо нас с этой дикой маской в окне, проехало, как похоронный фургон, вдоль всего тротуара, и другие мужчины тоже от неожиданности лишь напряжённо глядели, но никто не сделал движения остановить такси. Оно поддало газу и умчалось.
— Пошло на второй заход, — сказал Андрей, глядя вдаль и не теряя его из виду; такси объезжало по кругу огромную площадь, постояло под светофором и свернуло на поворот к вокзалу.
Оно в точности повторило прежнюю эволюцию. Вторично, в похоронном молчании, медленно проехало вдоль шеренги мужчин, разочарованно фыркнуло, поддало газу и умчалось.
— Пошло на третий круг, — комментировал Андрей, следя за такси, как кот за воробьём. — Однако игра уже забавна.
Такси действительно вынырнуло из тени в третий раз. Маска теперь напряжённо высунулась из окна всем бюстом и шевелила губами. Когда она поравнялась с нами, стало слышно, как она дребезжаще и безголосо поёт арию Кармен:
— Так берегись люб-ви-и моей… Тарам-пам-пам…
Она пропела перед всей молчаливой шеренгой вдоль тротуара. Такси задерживалось на секунды, трогалось дальше, затем ушло на бешеной скорости.
— Марья, гляди! — крикнула одна старуха с кошёлкой другой. — Леди Гамильтон работает! Оперы поёт, ха-ха!
Обе расхохотались.
— Берём, — сказал Андрей.
— Ты с ума сошёл?
— Берём. Я сказал: считаем до трёх. Значит, судьба.
Когда такси в четвёртый раз вынырнуло из тени, он поднял руку.
— Садись!
Мы вскочили на заднее сиденье и ещё не захлопнули как следует дверь, а машина уже была под мостом. Молодой водитель, цыганской наружности, злобно рвал и не тормозил на поворотах. Маска всем корпусом повернулась к нам, пугая близостью мертвенного лица:
— Извините, за нами, кажется, следит патрульная ракушка. Нет, свернула, слава богу… Я работаю в машине. Или на дому у клиента. Своего дома у меня нет.
— О’кэй, ко мне на хату, шеф, на Маяковскую, — бодро сказал Андрей.
Маска тотчас уточнила:
— По десять рублей с каждого, итого двадцать; далее шофёру пять и оплата счётчика.
— На счётчике восемь рублей! — ахнул Андрей. — Накатала!..
— Зато я делаю всё.
— О’кэй, тогда сотри живопись с лица, с этого «всё» и начнём.
— Нет. Сначала деньги вперёд.
— Конечно, конечно… — Андрей поспешно полез за бумажником. — Двадцать рэ, за двоих. Шеф, а это ваши, прошу.
Шофёр, не глядя, взял пятнадцать рублей двумя пальцами, сунул в нагрудный карман. Женщина тщательно спрятала деньги в сумку, вынула пачку салфеток и принялась вытирать лицо.
— У меня есть водка, — сообщил шофёр. — Тут под сиденьем три бутылки, отдам по шесть рублей.
— Спасибо. У нас дома своя.
Это его окончательно взбесило, он зашвырял машину и догнал до площади Маяковского в молчании за несколько минут.
В квартире, при ярком электрическом свете, без краски, она оказалась обыкновенной, даже, я бы сказал, весьма ординарной немолодой женщиной, с морщинами, дряблой кожей, с бурыми кругами под глазами. Похоже, была очень усталая.
Стараясь поскорее разрядить неловкость первой минуты, Андрей поспешил выставить коньяк, закуски.
— Как тебя зовут?
— Люда.
— Садись, Люда, да выпей.
— Вы меня извините, — сказала она. — Я очень прошу меня извинить. Я не могу пить. Однако, если позволите, я закурю.
— Конечно, конечно! — Андрей проворно подвинул сигареты и пепельницу. — Тогда мы выпьем сами. А то бы ты… за компанию?
— Нет, я вас подожду, заряжайтесь, я подожду.
— Ну что ж так?
— Извините, мне нельзя, у меня крайне больны почки. Не обращайте внимания.
При её безучастном присутствии питьё и еда не шли, тем более что вечер мы убили в ресторане, заказывая, как обычно, горы, не в силах поглотить, лишь ковыряя да свиняча, что считает долгом делать каждый, коль кутит в московском ресторане. Андрей принялся упрашивать:
— Ну проглоти ты что-нибудь, что ли, для приличия.
— Отстаньте. Мне уже раздеваться или будете ещё пить?
— Погоди. Без спешки. У нас вагон времени.
Она закончила одну сигарету, без передышки прикурила от неё следующую. Равнодушным взглядом окинула стены.
— Если можно, не заставляйте меня делать стриптиз на столе, ненавижу, все партийные скобари непременно требуют стриптиза, начитались о Западе, а сами в жизни не видели, и требуют от своих советских проституток: лезь на стол и изображай. Я уже стара, у меня венозные узлы, малопривлекательное зрелище. Со мной лучше в темноте. Поверьте, не надо стриптиза.