— Я кое-что выстирала, повесила там на трубе, бельё, колготки, и… вы извините, я заберу, как только встану.
— Поешьте, — предложил Андрей.
— Если вы позволите, я только возьму ещё сигарету. — Она села к столу, взяла бутылку, в которой оставалось ещё на дне, взболтнула. — Вторая, что ли?
— Да.
— Если бы оно где-нибудь было, — вдруг мечтательно и со звенящей болью сказала она, — я бы выпила виски.
— Мы бы сами выпили. За доллары-то можно достать в валютных магазинах.
— А вы держали когда-нибудь в руках доллары?
— Нет.
— Я держала. Правда, это было очень, очень давно. Но держала. Они серо-зелёного цвета и все одинакового размера, не так, как рубли.
— Почему вас называют леди Гамильтон? — спросил Андрей.
— Вы уже успели услышать? Ого, тогда действительно следует срочно, срочно уезжать.
— Это тайна?
— Какая там тайна… Я действительно леди, если хотите, теоретически то есть, но не Гамильтон. Это кто-то выдумал, было такое старое английское кино, насмотрелись. Я когда-то вышла замуж за американца и таковой женой, в общем, остаюсь…
— Где же он?
— Понятия не имею. Это было давным-давно. Мне тогда было восемнадцать лет, жила замужем два месяца. Леди. Ну, потом эта знаменитая история с русскими жёнами иностранцев… Я одна из них.
— Я что-то очень смутно слышал… Арестовывали?
— Бог ты мой, как вы молоды. Могли бы быть моими сыновьями, ребята. И никто этого уже даже не помнит. Новые страдания вытеснили старые, придёт время, забудут и эти… Ах, ладно, налейте мне. Больше, больше… Скорее сдохну, подумаешь, беда. Какая разница, верно?
Она одним духом, крупными глотками выпила полный фужер коньяку, ради чего Андрей мимоходом извлёк новую бутылку. Выпила легко, как воду, и не кашлянула. Андрей с трудом отнял у неё сигарету, заставил закусить шпротами.
— Если не хотите вспоминать, не надо.
— Нет, почему. Люди моего возраста, некоторые, помнят. Вам бы тоже не мешает знать. Сразу после войны браки с иностранцами были разрешены. Ну, мы были школьницами, бегали на открытые вечера в американское посольство, там шикарные фильмы крутили, с Гретой Гарбо, с Чаплиным… Я влюбилась в одного из шоферов посольства, он меня катал… Тогда это было можно, после войны американцы — союзники, такие, куда ж там, друзья. Он мне говорил, что он сын богатых родителей, захотел увидеть жизнь в СССР, скорее всего врал, мальчишка совсем, но долларов у него было, и правда, без счёта. И поженились. Молоденькие, такая любовь, такая любовь. У него кончался срок контракта, мы решили ехать к его родителям — где-то в Калифорнии. Я была на седьмом небе. Тут пришли и меня забрали. Нас набили целый поезд, таких жён иностранцев. Изменилась политика, в один день, как это у нас всегда. Я была беременна. Родила в мурманской тюрьме, уже на севере. Девочку на третий день отобрали. Конечно, наши мужья-иностранцы протестовали. Мы на что-то надеялись. Я потом узнала, что шум в мире некоторый был, их всех повысылали из Союза, они устраивали демонстрации в Вашингтоне перед советским посольством. А потом мало-помалу затихло. Я вышла в пятьдесят седьмом году развалиной, реабилитированная… Вся леди тут. Хм… Как и не было молодости.
— Пытались отыскать мужа?
— Пыталась, но меня вызвали и разъяснили, что этого делать не следует. Я сама поняла тоже, что не надо. Брак с его стороны, конечно, давно расторгнут. Он сам или умер, или у него, без сомнения, другая семья. Я стара, кончена. Смеётесь? А потом, американцы — они же с другой планеты. Они даже живут здесь в СССР — и ничего не понимают. Видят, а как дети — не понимают. Я полагаю, он написал всевозможные протесты — и успокоился. Может, его даже убедили, что так и надо, что с его стороны была ошибка молодости, глупость. Кого я непрерывно искала лет десять — это свою дочь. Мне всюду ответили, что такой ребёнок не числится. Выла и искала, как волчица, куда только не писала, куда ни ездила — нет такой девочки и не было. Не было! А она мне снится по сей день. Вот такую проститутку вы сегодня на свою голову взяли, испортила вам настроение только. Прошу покорнейше прощения, сама ненавижу эти копания да ковыряния. Пришёл, отработал — точка. Ванна ваша меня расклеила. Плесните ещё глоток… немного, один.
— Может, не пейте?
— Какая же разница теперь?
— И то верно, — согласился Андрей. — Хотя вообще не моё щенячье дело лезть с соображениями, но вы так быстро сгорите, думаю. Явно губите себя, Людмила… простите, как вас по отчеству?
— Какие у продажной отчества?
— Всё-таки.